Неточные совпадения
— Я приехал по воле
государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы
полагаете дать поданной записке? — сказал учтиво князь Андрей.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо
государя, и
положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два боченка). Даву взял пакет и прочел надпись.
— Я
полагаю, милостивый
государь, — шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, — что мы призваны сюда не для того, чтоб обсуждать, чтò удобнее для государства в настоящую минуту — набор или ополчение. Мы призваны для того, чтоб отвечать на то воззвание, которым нас удостоил
государь император. А судить о том, чтò удобнее — набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Я
полагаю, — говорил он воодушевляясь, — что
государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему и бр… chair à canon, [мясо для пушек,] которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
— Я
полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, — продолжал Пьер, — мы должны спросить у
государя, почтительнейше просить его величество комюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
—
Государь император сейчас будет, — сказал Растопчин, — я только что оттуда. Я
полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего.
Государь удостоил собрать нас и купечество, — сказал граф Растопчин. — Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, чтò мы можем сделать!
Неточные совпадения
— Я же
полагаю, что
государю нашему необходимо придется вспомнить пример прадеда своего и жестоко показать всю силу власти, как это было показано Николаем Павловичем четырнадцатого декабря тысяча восемьсот двадцать пятого года на Сенатской площади Санкт-Петербурга-с!
«Если только оно попадет в руки
государя, оно может возбудить неприятные вопросы и недоразумения», подумал он, дочитав прошение. И,
положив его на стол, позвонил и приказал просить Нехлюдова.
— Нет, выпозвольте. Во-первых, я говорю по-французски не хуже вас, а по-немецки даже лучше; во-вторых, я три года провел за границей: в одном Берлине прожил восемь месяцев. Я Гегеля изучил, милостивый
государь, знаю Гете наизусть; сверх того, я долго был влюблен в дочь германского профессора и женился дома на чахоточной барышне, лысой, но весьма замечательной личности. Стало быть, я вашего поля ягода; я не степняк, как вы
полагаете… Я тоже заеден рефлексией, и непосредственного нет во мне ничего.
Вы в этом отношении заблуждались,
государь мой,
полагая, будто Рахметов выведен, собственно, для произнесения приговора о Вере Павловне и Лопухове.
Вот, милостивый
государь мой, все, что мог я припомнить касательно образа жизни, занятий, нрава и наружности покойного соседа и приятеля моего. Но в случае, если заблагорассудите сделать из сего моего письма какое-либо употребление, всепокорнейше прошу никак имени моего не упоминать; ибо хотя я весьма уважаю и люблю сочинителей, но в сие звание вступить
полагаю излишним и в мои лета неприличным. С истинным моим почтением и проч.