Неточные совпадения
«Si vous n’avez rien de mieux à faire, M. le comte (или mon prince), et si la perspective de passer la soirée chez une pauvre malade ne vous effraye pas trop, je serai charmée de vous voir chez moi entre 7 et 10 heures. Annette Scherer». [Если y вас, граф (или князь), нет
в виду ничего лучшего и если перспектива вечера у бедной больной не слишком вас пугает, то я буду очень рада
видеть вас нынче у
себя между семью и десятью часами. Анна Шерер.]
Кроме того, он
видел по ее приемам, что она одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв
себе что-нибудь
в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а
в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены.
— Казнь герцога Энгиенского, — сказал Пьер, — была государственная необходимость; и я именно
вижу величие души
в том, что Наполеон не побоялся принять на
себя одного ответственность
в этом поступке.
— Comment, М. Pierre, vous trouvez que l’assassinat est grandeur d’âme, [Как, мсье Пьер, вы
видите в убийстве величие души,] — сказала маленькая княгиня, улыбаясь и придвигая к
себе работу.
Князь Андрей с улыбкой посматривал то на Пьера, то на виконта, то на хозяйку.
В первую минуту выходки Пьера Анна Павловна ужаснулась, несмотря на свою привычку к свету; но когда она
увидела, что, несмотря на произнесенные Пьером святотатственные речи, виконт не выходил из
себя, и когда она убедилась, что замять этих речей уже нельзя, она собралась с силами и, присоединившись к виконту, напала на оратора.
Она смутилась, оглянулась вокруг
себя и,
увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее
в руки.
— Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme à Pétersbourg, vous finirez très mal; c’est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести
себя здесь, как
в Петербурге, вы кончите очень дурно; это верно.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его
видеть.
Виноват ли был учитель или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось
в глазах, она ничего не
видела, не слышала, только чувствовала близко подле
себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у
себя на просторе понять задачу.
Отчего я не могу, как три месяца тому назад, почерпать новые нравственные силы
в вашем взгляде, кротком, спокойном и проницательном, который я так любила и который я
вижу пред
собой в ту минуту как пишу вам?]
Но княжна никогда не
видела хорошего выражения своих глаз, того выражения, которое они принимали
в те минуты, когда она не думала о
себе.
— Но вы un philosophe, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы
увидите, что ваш долг, напротив, беречь
себя. Предоставьте это другим, которые ни на что́ более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут
в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем
в моей коляске.
Князь Андрей, выехав
в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но
в средине,
в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли
видеть лица друг друга и переговариваться между
собою. Кроме солдат, занимавших цепь
в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел
увидеть ее такою дальнею, чужою для
себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший
в тумане на былинку бурьяна и видевший
в ней дерево, увидав былинку, снова
увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.
Несмотря на то, что Анатоль
в женском обществе ставил
себя обыкновенно
в положение человека, которому надоела беготня за ним женщин, он чувствовал тщеславное удовольствие,
видя свое влияние на этих трех женщин. Кроме того он начинал испытывать к хорошенькой и вызывающей Воurienne то страстное, зверское чувство, которое на него находило с чрезвычайною быстротой и побуждало его к самым грубым и смелым поступкам.
В 9-м часу утра он услыхал пальбу впереди
себя, крики ура,
видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец,
видел, как
в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов.
Глаза его закрывались, и
в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед
собой он
видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он
в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно
в тумане наткнувшись на него, не слыша сло́ва одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное,
в густом тумане не
видя ничего впереди и кругом
себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во́-время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману
в незнакомой местности, не находя своих частей войск.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навёли на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова
в одно впечатление ужаса и сожаления к
себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Чтó бы она почувствовала, — подумал он, — коль бы она
видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон-Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя
себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием
видел, как фон-Толь что-то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко,
видели, что
в нем произошла
в нынешний день какая-то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом
себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не
видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем-то одном, тяжелом и неразрешенном.
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что-то вдруг опустилось
в ней. Глаза ее перестали
видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над
собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее
в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
Княжна бессильно опустилась
в кресло подле отца и заплакала. Она
видела теперь брата
в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она
видела его
в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на
себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он
в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли,
в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
Князь Андрей, молча, глядя перед
собой, слушал речь Пьера. Несколько раз он, не расслышав от шума коляски, переспрашивал у Пьера нерасслышанные слова. По особенному блеску, загоревшемуся
в глазах князя Андрея, и по его молчанию Пьер
видел, что слова его не напрасны, что князь Андрей не перебьет его и не будет смеяться над его словами.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут?» думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще
в солдатском госпитале, и всё еще
видя вокруг
себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
И будто я ему говорю: «Я бы вас узнал, ежели бы случайно с вами встретился», и думаю между тем: «Правду ли я сказал?» И вдруг
вижу, что он лежит как труп мертвый; потом понемногу пришел
в себя и вошел со мной
в большой кабинет, держа большую книгу, писанную,
в александрийский лист.
Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя вперед
себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня
видела только
в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своею особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
— Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а
видеть его таким близким с тобой может повредить тебе
в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел
себе партию по
себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
Наташа смотрела
в зеркала и
в отражении не могла отличить
себя от других. Всё смешивалось
в одну блестящую процессию. При входе
в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий — оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charmé de vous voir», [Очень, очень рады вас
видеть,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Пьер на этом бале
в первый раз почувствовал
себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена
в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не
видя.
Он решил сам
собой, что ему надо заняться воспитанием своего сына, найдя ему воспитателя и поручив ему; потом надо выйти
в отставку и ехать за границу,
видеть Англию, Швейцарию, Италию.
Часто слушая рассказы странниц, она возбуждалась их простыми, для них механическими, а для нее полными глубокого смысла речами, так что она была несколько раз готова бросить всё и бежать из дому.
В воображении своем она уже
видела себя с Федосьюшкой
в грубом рубище, шагающею с палочкой и котомочкой по пыльной дороге, направляя свое странствие без зависти, без любви человеческой, без желаний, от угодников к угодникам, и
в конце концов, туда, где нет ни печали, ни воздыхания, а вечная радость и блаженство.
— Ату — его, — послышался
в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: — А — ту — его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он
видит перед
собой лежащего зайца.)
— Соня! когда он вернется? Когда я
увижу его! Боже мой! как я боюсь за него и за
себя, и за всё мне страшно… — заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла
в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.
Она
видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от
себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся
в их дом.
— Adorable, divin, délicieux! [ — Восхитительно, божественно, чудесно!] — слышалось со всех сторон. Наташа смотрела на толстую Georges, но ничего не слышала, не
видела и не понимала ничего из того, что́ делалось перед ней; она только чувствовала
себя опять вполне безвозвратно
в том странном, безумном мире, столь далеком от прежнего,
в том мире,
в котором нельзя было знать, что́ хорошо, что́ дурно, что́ разумно и что́ безумно. Позади ее сидел Анатоль, и она, чувствуя его близость, испуганно ждала чего-то.
Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно
видел, что
в его отсутствие должно было что-нибудь случиться; но ему так страшно было думать, что что-нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить
себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд
в деревню.
Они боялись Наполеона,
видели в нем силу,
в себе слабость и прямо высказывали это.
Пфуль с первого взгляда,
в своем русском, генеральском, дурно сшитом мундире, который нескладно, как на наряженном, сидел на нем, показался князю Андрею как будто знакомым, хотя он никогда не видал его.
В нем был и Вейротер, и Мак, и Шмидт, и много других немецких теоретиков-генералов, которых князю Андрею удалось
видеть в 1805-м году; но он был типичнее всех их. Такого немца-теоретика, соединявшего
в себе всё, чтò было
в тех немцах, еще не видал никогда князь Андрей.
Слышал ли он или сам вел ничтожные разговоры, читал ли он или узнавал про подлость и бессмысленность людскую, он не ужасался как прежде: не спрашивал
себя из чего хлопочут люди, когда всё так кратко и неизвестно, но вспоминал ее
в том виде,
в котором он
видел ее последний раз, и все сомнения его исчезали, не потому, что она отвечала на вопросы, которые представлялись ему, но потому, что представление о ней переносило его мгновенно
в другую, светлую область душевной деятельности,
в которой не могло быть правого или виноватого,
в область красоты и любви, для которой стоило жить.
Пьер чувствовал на
себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах
видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот
в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, чтò первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, чтò скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de mérite, [человека с большими достоинствами,] рассказав о том, что он
видел нынче выбранного начальником Петербургского ополчения Кутузова, заседающего
в казенной палате для приема ратников, позволил
себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
И не то лицо, которое она знала с тех пор как
себя помнила и которое она всегда
видела издалека; а то лицо, робкое и слабое, которое ока
в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, чтò он говорил,
в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
— Я не считал
себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я
видел… Войска
в полном расстройстве…
Всё, что́ он
видел вокруг
себя, слилось для него
в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад
в этот жаркий, августовский день, это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге.
Он воображал
себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на
себя всю ответственность события, и его помраченный ум
видел оправдание
в том, что
в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.
Кутузов ясно как день
видел цель Бенигсена:
в случае неудачи защиты — свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а
в случае успеха —
себе приписать его;
в случае же отказа — очистить
себя в преступлении оставления Москвы.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений,
в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно
в комнате на своей постели. Только
в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет
в состоянии понять самого
себя и всё то, что̀ он
видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя Петя и оставался
в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье
видеть хотя одного сына у
себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда
в такие места службы, где бы он никак не мог попасть
в сражение.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал
в кабинет и
видел, что Пьер сидел
в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил
себе пошуметь
в дверях, чтоб обратить на
себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади
себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный отчаянный крик, а перед глазами
видел одно удивленно-испуганное, окровавленное лицо изменника
в меховом тулупчике.