Неточные совпадения
Даже
на тюремном
дворе был свежий, живительный воздух полей, принесенный ветром в город. Но в коридоре
был удручающий тифозный воздух, пропитанный запахом испражнений, дегтя и гнили, который тотчас же приводил в уныние и грусть всякого вновь приходившего человека. Это испытала
на себе, несмотря
на привычку к дурному воздуху, пришедшая со
двора надзирательница. Она вдруг, входя в коридор, почувствовала усталость, и ей захотелось спать.
Разговоры между ними происходили урывками, при встречах в коридоре,
на балконе,
на дворе и иногда в комнате старой горничной тетушек Матрены Павловны, с которой вместе жила Катюша и в горенку которой иногда Нехлюдов приходил
пить чай в прикуску.
Так прошел весь вечер, и наступила ночь. Доктор ушел спать. Тетушки улеглись. Нехлюдов знал, что Матрена Павловна теперь в спальне у теток и Катюша в девичьей — одна. Он опять вышел
на крыльцо.
На дворе было темно, сыро, тепло, и тот белый туман, который весной сгоняет последний снег или распространяется от тающего последнего снега, наполнял весь воздух. С реки, которая
была в ста шагах под кручью перед домом, слышны
были странные звуки: это ломался лед.
На дворе было светлее; внизу
на реке треск и звон и сопенье льдин еще усилились, и к прежним звукам прибавилось журчанье. Туман же стал садиться вниз, и из-за стены тумана выплыл ущербный месяц, мрачно освещая что-то черное и страшное.
Беседа с адвокатом и то, что он принял уже меры для защиты Масловой, еще более успокоили его. Он вышел
на двор. Погода
была прекрасная, он радостно вдохнул весенний воздух. Извозчики предлагали свои услуги, но он пошел пешком, и тотчас же целый рой мыслей и воспоминаний о Катюше и об его поступке с ней закружились в его голове. И ему стало уныло и всё показалось мрачно. «Нет, это я обдумаю после, — сказал он себе, — а теперь, напротив, надо развлечься от тяжелых впечатлений».
Женщина эта — мать мальчишки, игравшего с старушкой, и семилетней девочки, бывшей с ней же в тюрьме, потому что не с кем
было оставить их, — так же, как и другие, смотрела в окно, но не переставая вязала чулок и неодобрительно морщилась, закрывая глаза,
на то, что говорили со
двора проходившие арестанты.
Еще не успели за ним затворить дверь, как опять раздались всё те же бойкие, веселые звуки, так не шедшие ни к месту, в котором они производились, ни к лицу жалкой девушки, так упорно заучивавшей их.
На дворе Нехлюдов встретил молодого офицера с торчащими нафабренными усами и спросил его о помощнике смотрителя. Это
был сам помощник. Он взял пропуск, посмотрел его и сказал, что по пропуску в дом предварительного заключения он не решается пропустить сюда. Да уж и поздно..
Проходя по
двору и глядя из окон, Нехлюдов удивлялся
на то, как ужасно много всего этого
было, и как всё это
было несомненно бесполезно.
Дело
было в том, что мужики, как это говорил приказчик, нарочно пускали своих телят и даже коров
на барский луг. И вот две коровы из
дворов этих баб
были пойманы в лугу и загнаны. Приказчик требовал с баб по 30 копеек с коровы или два дня отработки. Бабы же утверждали, во-первых, что коровы их только зашли, во-вторых, что денег у них нет, и, в-третьих, хотя бы и за обещание отработки, требовали немедленного возвращения коров, стоявших с утра
на варке без корма и жалобно мычавших.
Солнце спустилось уже за только-что распустившиеся липы, и комары роями влетали в горницу и жалили Нехлюдова. Когда он в одно и то же время кончил свою записку и услыхал из деревни доносившиеся звуки блеяния стада, скрипа отворяющихся ворот и говора мужиков, собравшихся
на сходке, Нехлюдов сказал приказчику, что не надо мужиков звать к конторе, а что он сам пойдет
на деревню, к тому
двору, где они соберутся.
Выпив наскоро предложенный приказчиком стакан чаю, Нехлюдов пошел
на деревню.
Нехлюдов вышел
на двор и хотел итти в сад, но вспомнил ту ночь, окно в девичьей, заднее крыльцо — и ему неприятно
было ходить по местам, оскверненным преступными воспоминаниями.
На дворе было холодно. После гроз и дождей наступили те холода, которые обыкновенно бывают весной.
Было так холодно и такой пронзительный ветер, что Нехлюдов озяб в легком пальто и всё прибавлял шагу, стараясь согреться.
Несмотря
на эти свойства, он
был близкий человек ко
двору и любил царя и его семью и умел каким-то удивительным приемом, живя в этой высшей среде, видеть в ней одно хорошее и не участвовать ни в чем дурном и нечестном.
Катюша с Марьей Павловной, обе в сапогах и полушубках, обвязанные платками, вышли
на двор из помещения этапа и направились к торговкам, которые, сидя за ветром у северной стены палей, одна перед другой предлагали свои товары: свежий ситный, пирог, рыбу, лапшу, кашу, печенку, говядину, яйца, молоко; у одной
был даже жареный поросенок.
Симонсон, в гуттаперчевой куртке и резиновых калошах, укрепленных сверх шерстяных чулок бечевками (он
был вегетарианец и не употреблял шкур убитых животных),
был тоже
на дворе, дожидаясь выхода партии. Он стоял у крыльца и вписывал в записную книжку пришедшую ему мысль. Мысль заключалась в следующем...
В тот день, когда
на выходе с этапа произошло столкновение конвойного офицера с арестантами из-за ребенка, Нехлюдов, ночевавший
на постоялом
дворе, проснулся поздно и еще засиделся за письмами, которые он готовил к губернскому городу, так что выехал с постоялого
двора позднее обыкновенного и не обогнал партию дорогой, как это бывало прежде, а приехал в село, возле которого
был полуэтап, уже сумерками.
Солдат повел Нехлюдова
на другое крыльцо и подошел по доскам к другому входу. Еще со
двора было слышно гуденье голосов и внутреннее движение, как в хорошем, готовящемся к ройке улье, но когда Нехлюдов подошел ближе, и отворилась дверь, гуденье это усилилось и перешло в звук перекрикивающихся, ругающихся, смеющихся голосов. Послышался переливчатый звук цепей, и пахнуло знакомым тяжелым запахом испражнений и дегтя.
Как ни знакомо
было Нехлюдову это зрелище, как ни часто видел он в продолжение этих трех месяцев всё тех же 400 человек уголовных арестантов в самых различных положениях: и в жаре, в облаке пыли, которое они поднимали волочащими цепи ногами, и
на привалах по дороге, и
на этапах в теплое время
на дворе, где происходили ужасающие сцены открытого разврата, он всё-таки всякий раз, когда входил в середину их и чувствовал, как теперь, что внимание их обращено
на него, испытывал мучительное чувство стыда и сознания своей виноватости перед ними.
Неточные совпадения
Колода
есть дубовая // У моего
двора, // Лежит давно: из младости // Колю
на ней дрова, // Так та не столь изранена, // Как господин служивенькой. // Взгляните: в чем душа!
Доволен Клим. Нашел-таки // По нраву должность! Бегает, // Чудит, во все мешается, //
Пить даже меньше стал! // Бабенка
есть тут бойкая, // Орефьевна, кума ему, // Так с ней Климаха барина // Дурачит заодно. // Лафа бабенкам! бегают //
На барский
двор с полотнами, // С грибами, с земляникою: // Все покупают барыни, // И кормят, и
поят!
С Агапом
пил до вечера, // Обнявшись, до полуночи // Деревней с ним гулял, // Потом опять с полуночи //
Поил его — и пьяного // Привел
на барский
двор.
Скотинин. Все меня одного оставили. Пойти
было прогуляться
на скотный
двор.
Тем не менее вопрос «охранительных людей» все-таки не прошел даром. Когда толпа окончательно двинулась по указанию Пахомыча, то несколько человек отделились и отправились прямо
на бригадирский
двор. Произошел раскол. Явились так называемые «отпадшие», то
есть такие прозорливцы, которых задача состояла в том, чтобы оградить свои спины от потрясений, ожидающихся в будущем. «Отпадшие» пришли
на бригадирский
двор, но сказать ничего не сказали, а только потоптались
на месте, чтобы засвидетельствовать.