Неточные совпадения
Но
он был опытнее и хитрее ее, главное, был хозяин, который мог посылать ее
куда хотел, и, выждав минуту, овладел ею.
2) Весь день накануне и всю последнюю перед смертью ночь Смельков провел с проституткой Любкой (Екатериной Масловой) в доме терпимости и в гостинице «Мавритания»,
куда, по поручению Смелькова и в отсутствии
его, Екатерина Маслова приезжала из дома терпимости за деньгами, кои достала из чемодана Смелькова, отомкнув
его данным ей Смельковым ключом, в присутствии коридорной прислуги гостиницы «Мавритании» Евфимии Бочковой и Симона Картинкина.
— Ты
куда лезешь? — крикнул на
него солдат с ружьем.
— Катюша, как я сказал, так и говорю, — произнес
он особенно серьезно. — Я прошу тебя выйти за меня замуж. Если же ты не хочешь, и пока не хочешь, я, так же как и прежде, буду там, где ты будешь, и поеду туда,
куда тебя повезут.
—
Он сказал: «
куда бы тебя ни послали, я за тобой поеду», — сказала Маслова. — Поедет — поедет, не поедет — не поедет. Я просить не стану. Теперь
он в Петербург едет хлопотать. У
него там все министры родные, — продолжала она, — только всё-таки не нуждаюсь я
им.
— Шикарный немец, — говорил поживший в городе и читавший романы извозчик.
Он сидел, повернувшись вполуоборот к седоку, то снизу, то сверху перехватывая длинное кнутовище, и, очевидно, щеголял своим образованием, — тройку завел соловых, выедет с своей хозяйкой — так
куда годишься! — продолжал
он. — Зимой, на Рождестве, елка была в большом доме, я гостей возил тоже; с еклектрической искрой. В губернии такой не увидишь! Награбил денег — страсть! Чего
ему: вся
его власть. Сказывают, хорошее имение купил.
И
он сам стал спускаться туда,
куда полез управляющий и Маслова, и там всё кончилось.
— Да, плохая, плохая, барин, жизнь наша, что говорить, — сказал старик. —
Куда лезете! — закричал
он на стоявших в дверях.
— Дюфар-француз, может слыхали.
Он в большом театре на ахтерок парики делает. Дело хорошее, ну и нажился. У нашей барышни купил всё имение. Теперь
он нами владеет. Как хочет, так и ездит на нас. Спасибо, сам человек хороший. Только жена у
него из русских, — такая-то собака, что не приведи Бог. Грабит народ. Беда. Ну, вот и тюрьма. Вам
куда, к подъезду? Не пущают, я чай.
«Не успеешь оглянуться, как втянешься опять в эту жизнь», — подумал
он, испытывая ту раздвоенность и сомнения, которые в
нем вызывала необходимость заискивания в людях, которых
он не уважал. Сообразив,
куда прежде,
куда после ехать, чтоб не возвращаться, Нехлюдов прежде всего направился в Сенат.
Его проводили в канцелярию, где
он в великолепнейшем помещении увидал огромное количество чрезвычайно учтивых и чистых чиновников.
И тогда Владимир Васильевич объявил сыну, что
он может отправляться
куда хочет, что
он не сын
ему.
— Совесть же моя требует жертвы своей свободой для искупления моего греха, и решение мое жениться на ней, хотя и фиктивным браком, и пойти за ней,
куда бы ее ни послали, остается неизменным», с злым упрямством сказал
он себе и, выйдя из больницы, решительным шагом направился к большим воротам острога.
Все
они — молодые, старые, худые, толстые, бледные, красные, черные, усатые, бородатые, безбородые, русские, татары, евреи — выходили, звеня кандалами и бойко махая рукой, как будто собираясь итти куда-то далеко, но, пройдя шагов 10, останавливались и покорно размещались, по 4 в ряд, друг за другом.
— Извините меня, — сказал Нехлюдов и, не дослушав
его, вышел на двор, желая узнать,
куда отнесут мертвого.
Это
их не занимало, а занимало
их только то, чтобы исполнить всё то, что по закону требовалось в этих случаях: сдать
куда следует мертвых и
их бумаги и вещи и исключить
их из счета тех, которых надо везти в Нижний, а это было очень хлопотно, особенно в такую жару.
Нехлюдов отошел и пошел искать начальника, чтоб просить
его о рожающей женщине и о Тарасе, но долго не мог найти
его и добиться ответа от конвойных.
Они были в большой суете: одни вели куда-то какого-то арестанта, другие бегали закупать себе провизию и размещали свои вещи по вагонам, третьи прислуживали даме, ехавшей с конвойным офицером, и неохотно отвечали на вопросы Нехлюдова.
Рабочие —
их было человек 20 — и старики и совсем молодые, все с измученными загорелыми сухими лицами, тотчас же, цепляя мешками за лавки, стены и двери, очевидно чувствуя себя вполне виноватыми, пошли дальше через вагон, очевидно, готовые итти до конца света и сесть
куда бы ни велели, хоть на гвозди.
—
Куда прете, черти! размещайтесь здесь, — крикнул вышедший
им навстречу другой кондуктор.
—
Куда ж
ему девчонку деть?
— В тюрьме,
куда меня посадили, — рассказывал Крыльцов Нехлюдову (
он сидел с своей впалой грудью на высоких нарах, облокотившись на колени, и только изредка взглядывал блестящими, лихорадочными, прекрасными, умными и добрыми глазами на Нехлюдова), — в тюрьме этой не было особой строгости: мы не только перестукивались, но и ходили по коридору, переговаривались, делились провизией, табаком и по вечерам даже пели хором.
Нехлюдов подождал, пока солдат установил самовар (офицер проводил
его маленькими злыми глазами, как бы прицеливаясь,
куда бы ударить
его). Когда же самовар был поставлен, офицер заварил чай. Потом достал из погребца четвероугольный графинчик с коньяком и бисквиты Альберт. Уставив всё это на скатерть,
он опять обратился к Нехлюдову.
Возмущало Нехлюдова, главное, то, что в судах и министерствах сидели люди, получающие большое, собираемое с народа жалованье за то, что
они, справляясь в книжках, написанных такими же чиновниками, с теми же мотивами, подгоняли поступки людей, нарушающих написанные
ими законы, под статьи, и по этим статьям отправляли людей куда-то в такое место, где
они уже не видали
их, и где люди эти в полной власти жестоких, огрубевших смотрителей, надзирателей, конвойных миллионами гибли духовно и телесно.
— А
куда Бог приведет. Работаю, а нет работы — прошу, — закончил старик, заметив, что паром подходит к тому берегу и победоносно оглянулся на всех слушавших
его.
Неточные совпадения
Городничий. Эк
куда хватили! Ещё умный человек! В уездном городе измена! Что
он, пограничный, что ли? Да отсюда, хоть три года скачи, ни до какого государства не доедешь.
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные места. У вас там в передней,
куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей с маленькими гусенками, которые так и шныряют под ногами.
Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально, и почему ж сторожу и не завесть
его? только, знаете, в таком месте неприлично… Я и прежде хотел вам это заметить, но все как-то позабывал.
Анна Андреевна. Где ж, где ж
они? Ах, боже мой!.. (Отворяя дверь.)Муж! Антоша! Антон! (Говорит скоро.)А все ты, а всё за тобой. И пошла копаться: «Я булавочку, я косынку». (Подбегает к окну и кричит.)Антон,
куда,
куда? Что, приехал? ревизор? с усами! с какими усами?
Осип. Да, хорошее. Вот уж на что я, крепостной человек, но и то смотрит, чтобы и мне было хорошо. Ей-богу! Бывало, заедем куда-нибудь: «Что, Осип, хорошо тебя угостили?» — «Плохо, ваше высокоблагородие!» — «Э, — говорит, — это, Осип, нехороший хозяин. Ты, говорит, напомни мне, как приеду». — «А, — думаю себе (махнув рукою), — бог с
ним! я человек простой».
Слышишь, побеги расспроси,
куда поехали; да расспроси хорошенько: что за приезжий, — каков
он, — слышишь?