Неточные совпадения
Извозчики, лавочники, кухарки, рабочие, чиновники останавливались и с любопытством оглядывали арестантку; иные покачивали головами и думали: «вот до чего доводит дурное,
не такое, как наше, поведение». Дети с ужасом
смотрели на разбойницу, успокаиваясь только тем, что за ней идут солдаты, и она теперь ничего уже
не сделает. Один деревенский мужик, продавший уголь и напившийся чаю в трактире, подошел к ней, перекрестился и подал ей копейку. Арестантка покраснела, наклонила голову и что-то проговорила.
Чувствуя направленные на себя взгляды, арестантка незаметно,
не поворачивая головы, косилась на тех, кто
смотрел на нее, и это обращенное на нее внимание веселило ее.
«Исполняя взятую на себя обязанность быть вашей памятью, — было написано на листе серой толстой бумаги с неровными краями острым, но разгонистым почерком, — напоминаю вам, что вы нынче, 28-го апреля, должны быть в суде присяжных и потому
не можете никак ехать с нами и Колосовым
смотреть картины, как вы, с свойственным вам легкомыслием, вчера обещали; à moins que vous ne soyez disposé à payer à la cour d’assises les 300 roubles d’amende, que vous vous refusez pour votre cheval, [если, впрочем, вы
не предполагаете уплатить в окружной суд штраф в 300 рублей, которые вы жалеете истратить на покупку лошади.] зa то, что
не явились во-время.
Адвокат
смотрел на цветы на ее шляпке и
не слушал ее, что-то соображая.
Он,
не взглядывая на судей и зрителей, внимательно
смотрел на скамью, которую обходил.
Как только она вошла, глаза всех мужчин, бывших в зале, обратились на нее и долго
не отрывались от ее белого с черными глянцевито-блестящими глазами лица и выступавшей под халатом высокой груди. Даже жандарм, мимо которого она проходила,
не спуская глаз,
смотрел на нее, пока она проходила и усаживалась, и потом, когда она уселась, как будто сознавая себя виновным, поспешно отвернулся и, встряхнувшись, уперся глазами в окно прямо перед собой.
Так же, как и прежде, он
не мог без волнения видеть теперь белый фартук Катюши,
не мог без радости слышать ее походку, ее голос, ее смех,
не мог без умиления
смотреть в ее черные, как мокрая смородина, глаза, особенно когда она улыбалась,
не мог, главное, без смущения видеть, как она краснела при встрече с ним.
Нехлюдов долго,
не шевелясь,
смотрел на нее, желая узнать, что она будет делать полагая, что никто
не видит ее.
В глубине, в самой глубине души он знал, что поступил так скверно, подло, жестоко, что ему, с сознанием этого поступка, нельзя
не только самому осуждать кого-нибудь, но
смотреть в глаза людям,
не говоря уже о том, чтобы считать себя прекрасным, благородным, великодушным молодым человеком, каким он считал себя. А ему нужно было считать себя таким для того, чтобы продолжать бодро и весело жить. А для этого было одно средство:
не думать об этом. Так он и сделал.
Когда судебный пристав с боковой походкой пригласил опять присяжных в залу заседания, Нехлюдов почувствовал страх, как будто
не он шел судить, но его вели в суд. В глубине души он чувствовал уже, что он негодяй, которому должно быть совестно
смотреть в глаза людям, а между тем он по привычке с обычными, самоуверенными движениями, вошел на возвышение и сел на свое место, вторым после старшины, заложив ногу на ногу и играя pince-nez.
Довольно долго эти два странно смотрящие глаза
смотрели на Нехлюдова, и, несмотря на охвативший его ужас, он
не мог отвести и своего взгляда от этих косящих глаз с ярко-белыми белками.
«Узнала!» подумал он. И Нехлюдов как бы сжался, ожидая удара. Но она
не узнала. Она спокойно вздохнула и опять стала
смотреть на председателя. Нехлюдов вздохнул тоже. «Ах, скорее бы», думал он. Он испытывал теперь чувство, подобное тому, которое испытывал на охоте, когда приходилось добивать раненую птицу: и гадко, и жалко, и досадно. Недобитая птица бьется в ягдташе: и противно, и жалко, и хочется поскорее добить и забыть.
Член в золотых очках ничего
не сказал и мрачно и решительно
смотрел перед собой,
не ожидая ни от своей жены ни от жизни ничего хорошего.
С тех пор, как председатель начал говорить, Маслова,
не спуская глаз,
смотрела на него, как бы боясь проронить каждое слово, а потому Нехлюдов
не боялся встретиться с ней глазами и
не переставая
смотрел на нее.
—
Посмотрите, какую они нелепость вынесли, — сказал он члену налево. — Ведь это каторжные работы, а она
не виновата.
— Нет,
не особенно. А вы? ездили
смотреть картины? — спросил он.
Нехлюдов
смотрел и слушал и видел и слышал совсем
не то, что было перед ним.
Он
не шатался,
не говорил глупостей, но был в ненормальном, возбужденно-довольном собою состоянии; в-третьих, Нехлюдов видел то, что княгиня Софья Васильевна среди разговора с беспокойством
смотрела на окно, через которое до нее начинал доходить косой луч солнца, который мог слишком ярко осветить ее старость.
«Plutôt une affaire d’amour sale», [Скорее дело, в котором замешана грязная любовь, — непереводимый каламбур.] хотела сказать и
не сказала Мисси, глядя перед собой с совершенно другим, потухшим лицом, чем то, с каким она
смотрела на него, но она
не сказала даже Катерине Алексеевне этого каламбура дурного тона, а сказала только.
И он вспомнил, как за день до смерти она взяла его сильную белую руку своей костлявой чернеющей ручкой,
посмотрела ему в глаза и сказала: «
Не суди меня, Митя, если я
не то сделала», и на выцветших от страданий глазах выступили слезы.
Как развязать отношения с Марьей Васильевной, с ее мужем так, чтобы было
не стыдно
смотреть в глаза ему и его детям?
Удивляло ее в особенности то, что так жестоко осудили ее мужчины — молодые,
не старые мужчины, те самые, которые всегда так ласково
смотрели на нее.
Женщина эта — мать мальчишки, игравшего с старушкой, и семилетней девочки, бывшей с ней же в тюрьме, потому что
не с кем было оставить их, — так же, как и другие,
смотрела в окно, но
не переставая вязала чулок и неодобрительно морщилась, закрывая глаза, на то, что говорили со двора проходившие арестанты.
Когда загремел замок, и Маслову впустили в камеру, все обратились к ней. Даже дочь дьячка на минуту остановилась,
посмотрела на вошедшую, подняв брови, но, ничего
не сказав, тотчас же пошла опять ходить своими большими, решительными шагами. Кораблева воткнула иголку в суровую холстину и вопросительно через очки уставилась на Маслову.
Маслова достала из калача же деньги и подала Кораблевой купон. Кораблева взяла купон,
посмотрела и, хотя
не знала грамоте, поверила всё знавшей Хорошавке, что бумажка эта стоит 2 рубля 50 копеек, и полезла к отдушнику за спрятанной там склянкой с вином. Увидав это, женщины — не-соседки по нарам — отошли к своим местам. Маслова между тем вытряхнула пыль из косынки и халата, влезла на нары и стала есть калач.
— Конвойный, и то говорит: «это всё тебя
смотреть ходят». Придет какой-нибудь: где тут бумага какая или еще что, а я вижу, что ему
не бумага нужна, а меня так глазами и ест, — говорила она, улыбаясь и как бы в недоумении покачивая головой. — Тоже — артисты.
Давно он
не встречал дня с такой энергией. Вошедшей к нему Аграфене Петровне он тотчас же с решительностью, которой он сам
не ожидал от себя, объявил, что
не нуждается более в этой квартире и в ее услугах. Молчаливым соглашением было установлено, что он держит эту большую и дорогую квартиру для того, чтобы в ней жениться. Сдача квартиры, стало быть, имела особенное значение. Аграфена Петровна удивленно
посмотрела на него.
Еще
не успели за ним затворить дверь, как опять раздались всё те же бойкие, веселые звуки, так
не шедшие ни к месту, в котором они производились, ни к лицу жалкой девушки, так упорно заучивавшей их. На дворе Нехлюдов встретил молодого офицера с торчащими нафабренными усами и спросил его о помощнике смотрителя. Это был сам помощник. Он взял пропуск,
посмотрел его и сказал, что по пропуску в дом предварительного заключения он
не решается пропустить сюда. Да уж и поздно..
И для того чтобы
не терять своего значения в жизни, она инстинктивно держалась такого круга людей, которые
смотрели на жизнь так же, как и она.
— Да. Так
не унывайте; сделаем, что можно, — сказал Нехлюдов и вышел. Меньшов стоял в двери, так что надзиратель толкнул его дверью, когда затворял ее. Пока надзиратель запирал замок на двери, Меньшов
смотрел в дырку в двери.
Мальчик-реалист с остановившимся испуганным выражением лица,
не спуская глаз,
смотрел на старика.
Крестьяне
смотрели на барина и ждали, что он им скажет, а он так смутился, что ничего
не мог сказать.
— А то
не угодно ли в дом пройти, у меня всё в порядке внутри. Извольте
посмотреть, если в наружности…
Смех, которым ответил адвокат на замечание Нехлюдова о том, что суд
не имеет значения, если судейские могут по своему произволу применять или
не применять закон, и интонация, с которой он произнес слова: «философия» и «общие вопросы», показали Нехлюдову, как совершенно различно он и адвокат и, вероятно, и друзья адвоката
смотрят на вещи, и как, несмотря на всё свое теперешнее удаление от прежних своих приятелей, как Шенбок, Нехлюдов еще гораздо дальше чувствует себя от адвоката и людей его круга.
Несколько раз в продолжение дня, как только она оставалась одна, Маслова выдвигала карточку из конверта и любовалась ею; но только вечером после дежурства, оставшись одна в комнате, где они спали вдвоем с сиделкой, Маслова совсем вынула из конверта фотографию и долго неподвижно, лаская глазами всякую подробность и лиц, и одежд, и ступенек балкона, и кустов, на фоне которых вышли изображенные лица его и ее и тетушек,
смотрела на выцветшую пожелтевшую карточку и
не могла налюбоваться в особенности собою, своим молодым, красивым лицом с вьющимися вокруг лба волосами.
Владимир Васильевич Вольф был действительно un homme très comme il faut, и это свое свойство ставил выше всего, с высоты его
смотрел на всех других людей и
не мог
не ценить высоко этого свойства, потому что благодаря только ему он сделал блестящую карьеру, ту самую, какую, желал, т. е. посредством женитьбы приобрел состояние, дающее 18 тысяч дохода, и своими трудами — место сенатора.
Кучер удивленно и испуганно
смотрел на немца, точно он наезжал на него дышлом, а он
не сторонился.
Нехлюдов удивленно-внимательно
посмотрел на Селенина. Селенин
не опустил глаз, в которых выразилась
не только грусть, но и недоброжелательство.
Нехлюдов
смотрел на нее молча и
не мог оторвать глаз от её лица.
Он подошел к столу и стал писать. Нехлюдов,
не садясь,
смотрел сверху на этот узкий, плешивый череп, на эту с толстыми синими жилами руку, быстро водящую пером, и удивлялся, зачем делает то, что он делает, и так озабоченно делает этот ко всему, очевидно, равнодушный человек. Зачем?..
«Могу ли я противостоять этим соблазнам? —
не совсем искренно думал он. —
Посмотрю в последний раз».
Доктор,
не дослушав его, поднял голову так, что стал
смотреть в очки, и прошел в палаты и в тот же день сказал смотрителю о том, чтобы прислали на место Масловой другую помощницу, постепеннее.
Нехлюдов между тем
смотрел на мертвеца, которого теперь никто
не заслонял более, и лицо которого, прежде скрытое шапкой, было всё видно.
Женщин этих сближало еще и то отвращение, которое обе они испытывали к половой любви. Одна ненавидела эту любовь потому, что изведала весь ужас ее; другая потому, что,
не испытав ее,
смотрела на нее как на что-то непонятное и вместе с тем отвратительное и оскорбительное для человеческого достоинства.
Никто
не отвечал, и он вопросительно
смотрел то на меня, то на смотрителя.
Поставив перед Ранцевой свою ношу, он поклонился Нехлюдову шеей, так что, кланяясь,
не переставая
смотрел на него.
Он верил в это и потому бодро и даже весело всегда
смотрел в глаза смерти и твердо переносил страдания, которые ведут к ней, но
не любил и
не умел говорить об этом.
К женщинам же, на которых он
смотрел как на помеху во всех нужных делах, он питал непреодолимое презрение. Но Маслову он жалел и был с ней ласков, видя в ней образец эксплуатации низшего класса высшим. По этой же причине он
не любил Нехлюдова, был неразговорчив с ним и
не сжимал его руки, а только предоставлял к пожатию свою вытянутую руку, когда Нехлюдов здоровался с ним.
— Я думаю, — сказал Новодворов, — что если мы хотим делать свое дело, то первое для этого условие (Кондратьев оставил книгу, которую он читал у лампы, и внимательно стал слушать своего учителя) то, чтобы
не фантазировать, а
смотреть на вещи как они есть.
Слабо качаясь от толчков дороги, он,
не спуская глаз,
смотрел на Нехлюдова и на вопрос о здоровье только закрыл глаза и сердито закачал головой.