Неточные совпадения
Так жила она до 16-ти лет. Когда же ей минуло 16 лет, к ее барышням приехал их племянник — студент, богатый князь, и Катюша, не смея
ни ему
ни даже себе признаться
в этом, влюбилась
в него. Потом через два года этот самый племянник заехал по дороге на войну к тетушкам, пробыл у них четыре дня и накануне своего отъезда соблазнил Катюшу и, сунув ей
в последний день сторублевую бумажку, уехал. Через пять месяцев после его отъезда она узнала наверное,
что она беременна.
Да и не за
чем было, так как не было уже
ни той силы убеждения,
ни той решимости,
ни того тщеславия и желания удивить, которые были
в молодости.
Если бы Нехлюдов тогда ясно сознал бы свою любовь к Катюше и
в особенности если бы тогда его стали бы убеждать
в том,
что он никак не может и не должен соединить свою судьбу с такой девушкой, то очень легко могло бы случиться,
что он, с своей прямолинейностью во всем, решил бы,
что нет никаких причин не жениться на девушке, кто бы она
ни была, если только он любит ее. Но тетушки не говорили ему про свои опасения, и он так и уехал, не сознав своей любви к этой девушке.
Он пришел
в столовую. Тетушки нарядные, доктор и соседка стояли у закуски. Всё было так обыкновенно, но
в душе Нехлюдова была буря. Он не понимал ничего из того,
что ему говорили, отвечал невпопад и думал только о Катюше, вспоминая ощущение этого последнего поцелуя, когда он догнал ее
в коридоре. Он
ни о
чем другом не мог думать. Когда она входила
в комнату, он, не глядя на нее, чувствовал всем существом своим ее присутствие и должен был делать усилие над собой, чтобы не смотреть на нее.
Несмотря на то,
что он не переставал караулить ее, ему
ни разу не удалось один на один встретить ее
в этот день.
Пришедшим слепым нищим он дал рубль, на чай людям он роздал 15 рублей, и когда Сюзетка, болонка Софьи Ивановны, при нем ободрала себе
в кровь ногу, то он, вызвавшись сделать ей перевязку,
ни минуты не задумавшись, разорвал свой батистовый с каемочками платок (Софья Ивановна знала,
что такие платки стоят не меньше 15 рублей дюжина) и сделал из него бинты для Сюзетки.
По всему тому,
что происходило на судебном следствии, и по тому, как знал Нехлюдов Маслову, он был убежден,
что она не виновна
ни в похищении
ни в отравлении, и сначала был и уверен,
что все признают это; но когда он увидал,
что вследствие неловкой защиты купца, очевидно основанной на том,
что Маслова физически нравилась ему,
чего он и не скрывал, и вследствие отпора на этом именно основании старшины и, главное, вследствие усталости всех решение стало склоняться к обвинению, он хотел возражать, но ему страшно было говорить за Маслову, — ему казалось,
что все сейчас узнают его отношения к ней.
— Она и опиумом могла лишить жизни, — сказал полковник, любивший вдаваться
в отступления, и начал при этом случае рассказывать о том,
что у его шурина жена отравилась опиумом и умерла бы, если бы не близость доктора и принятые во время меры. Полковник рассказывал так внушительно, самоуверенно и с таким достоинством,
что ни у кого не достало духа перебить его. Только приказчик, заразившись примером, решился перебить его, чтобы рассказать свою историю.
—
Ни в каком случае, — отвечал он решительно. — И так газеты говорят,
что присяжные оправдывают преступников;
что же заговорят, когда суд оправдает. Я не согласен
ни в каком случае.
Но такого человека, который бы пожалел его, не нашлось
ни одного во всё то время, когда он, как зверок, жил
в городе свои года ученья и, обстриженный под гребенку, чтоб не разводить вшей, бегал мастерам за покупкой; напротив, всё,
что он слышал от мастеров и товарищей с тех пор, как он живет
в городе, было то,
что молодец тот, кто обманет, кто выпьет, кто обругает, кто прибьет, развратничает.
Еще не успели за ним затворить дверь, как опять раздались всё те же бойкие, веселые звуки, так не шедшие
ни к месту,
в котором они производились,
ни к лицу жалкой девушки, так упорно заучивавшей их. На дворе Нехлюдов встретил молодого офицера с торчащими нафабренными усами и спросил его о помощнике смотрителя. Это был сам помощник. Он взял пропуск, посмотрел его и сказал,
что по пропуску
в дом предварительного заключения он не решается пропустить сюда. Да уж и поздно..
В продолжение десяти лет она везде, где бы она
ни была, начиная с Нехлюдова и старика-станового и кончая острожными надзирателями, видела,
что все мужчины нуждаются
в ней; она не видела и не замечала тех мужчин, которые не нуждались
в ней. И потому весь мир представлялся ей собранием обуреваемых похотью людей, со всех сторон стороживших ее и всеми возможными средствами — обманом, насилием, куплей, хитростью — старающихся овладеть ею.
В темном, холодном карцере не было
ни кровати,
ни стола,
ни стула, так
что посаженный сидел или лежал на грязном полу, где через него и на него бегали крысы, которых
в карцере было очень много и которые были так смелы,
что в темноте нельзя было уберечь хлеба.
Она смеялась над ним и ласкала его, как свое прирученное животное. Нехлюдов
в прошлую зиму был один раз у них, но ему так неинтересна показалась эта чета,
что ни разу после он не был.
— Не знаю, либерал ли я или
что другое, — улыбаясь, сказал Нехлюдов, всегда удивлявшийся на то,
что все его причисляли к какой-то партии и называли либералом только потому,
что он, судя человека, говорил,
что надо прежде выслушать его,
что перед судом все люди равны,
что не надо мучать и бить людей вообще, а
в особенности таких, которые не осуждены. — Не знаю, либерал ли я или нет, но только знаю,
что теперешние суды, как они
ни дурны, всё-таки лучше прежних.
Нехлюдов слушал и вместе с тем оглядывал и низкую койку с соломенным тюфяком, и окно с толстой железной решеткой, и грязные отсыревшие и замазанные стены, и жалкое лицо и фигуру несчастного, изуродованного мужика
в котах и халате, и ему всё становилось грустнее и грустнее; не хотелось верить, чтобы было правда то,
что рассказывал этот добродушный человек, — так было ужасно думать,
что могли люди
ни за
что, только за то,
что его же обидели, схватить человека и, одев его
в арестантскую одежду, посадить
в это ужасное место.
— Верно, перед Богом говорю, барин. Будьте отцом родным! — Он хотел кланяться
в землю, и Нехлюдов насилу удержал его. — Вызвольте,
ни за
что пропадаю, — продолжал он.
Только
что смотритель кончил, как из толпы выдвинулся маленький человечек, тоже
в арестантском халате, начал, странно кривя ртом, говорить о том,
что их здесь мучают
ни за
что.
Очевидно было,
что, как
ни искусны и
ни стары и привычны были доводы, позволяющие людям делать зло другим, не чувствуя себя за него ответственными, смотритель не мог не сознавать,
что он один из виновников того горя, которое проявлялось
в этой комнате; и ему, очевидно, было ужасно тяжело.
Доводы управляющего о том, как при передаче земли крестьянам
ни за
что пропадет весь инвентарь, который нельзя будет продать за одну четверть того,
что он стоит, как крестьяне испортят землю, вообще как много Нехлюдов потеряет при такой передаче, только подтверждали Нехлюдова
в том,
что он совершает хороший поступок, отдавая крестьянам землю и лишая себя большой части дохода.
Молодой доктор, весь пропитанный карболовой кислотой, вышел к Нехлюдову
в коридор и строго спросил его,
что ему нужно. Доктор этот делал всякие послабления арестантам и потому постоянно входил
в неприятные столкновения с начальством тюрьмы и даже с старшим доктором. Опасаясь того, чтобы Нехлюдов не потребовал от него чего-нибудь незаконного, и, кроме того, желая показать,
что он
ни для каких лиц не делает исключений, он притворился сердитым.
Графиня Катерина Ивановна, как это
ни странно было и как
ни мало это шло к ее характеру, была горячая сторонница того учения, по которому считалось,
что сущность христианства заключается
в вере
в искупление.
Главные качества графа Ивана Михайловича, посредством которых он достиг этого, состояли
в том,
что он, во-первых, умел понимать смысл написанных бумаг и законов, и хотя и нескладно, но умел составлять удобопонятные бумаги и писать их без орфографических ошибок; во-вторых, был чрезвычайно представителен и, где нужно было, мог являть вид не только гордости, но неприступности и величия, а где нужно было, мог быть подобострастен до страстности и подлости; в-третьих,
в том,
что у него не было никаких общих принципов или правил,
ни лично нравственных
ни государственных, и
что он поэтому со всеми мог быть согласен, когда это нужно было, и, когда это нужно было, мог быть со всеми несогласен.
После речи Фанарина, казалось, не могло быть
ни малейшего сомнения
в том,
что Сенат должен отменить решение суда.
— Когда меня взяли
в первый раз — и взяли
ни за
что, — продолжала она, — мне было 22 года, у меня был ребенок, и я была беременна.
Как
ни тяжело мне было тогда лишение свободы, разлука с ребенком, с мужем, всё это было ничто
в сравнении с тем,
что я почувствовала, когда поняла,
что я перестала быть человеком и стала вещью.
Противоречие, заключавшееся
в занимаемой им должности, состояло
в том,
что назначение должности состояло
в поддерживании и защите внешними средствами, не исключая и насилия, той церкви, которая по своему же определению установлена самим Богом и не может быть поколеблена
ни вратами ада
ни какими то бы
ни было человеческими усилиями.
Сам он
в глубине души
ни во
что не верил и находил такое состояние очень удобным и приятным, но боялся, как бы народ не пришел
в такое же состояние, и считал, как он говорил, священной своей обязанностью спасать от этого народ.
Это была привлекательная, страстная натура, человек, желавший во
что бы то
ни стало наслаждаться, никогда не видавший людей, которые бы для чего-либо воздерживались от своего наслаждения и никогда не слыхавший слова о том, чтобы была какая-нибудь другая цель
в жизни, кроме наслаждения.
— Да, мы не имеем
ни малейшего понятия о том,
что делается с этими несчастными, а надо это знать, — прибавил Нехлюдов, глядя на старого князя, который, завязавшись салфеткой, сидел у стола за крюшоном и
в это самое время оглянулся на Нехлюдова.
— Если можно признать,
что что бы то
ни было важнее чувства человеколюбия, хоть на один час и хоть
в каком-нибудь одном, исключительном случае, то нет преступления, которое нельзя бы было совершать над людьми, не считая себя виноватым».
С тех пор как Катюша узнала ее, она видела,
что где бы она
ни была, при каких бы
ни было условиях, она никогда не думала о себе, а всегда была озабочена только тем, как бы услужить, помочь кому-нибудь
в большом или малом.
Как
ни знакомо было Нехлюдову это зрелище, как
ни часто видел он
в продолжение этих трех месяцев всё тех же 400 человек уголовных арестантов
в самых различных положениях: и
в жаре,
в облаке пыли, которое они поднимали волочащими цепи ногами, и на привалах по дороге, и на этапах
в теплое время на дворе, где происходили ужасающие сцены открытого разврата, он всё-таки всякий раз, когда входил
в середину их и чувствовал, как теперь,
что внимание их обращено на него, испытывал мучительное чувство стыда и сознания своей виноватости перед ними.
— С моей стороны вопрос решен окончательно. Я желал сделать то,
что считаю должным, и, кроме того, облегчить ее положение, но
ни в каком случае не желаю стеснять ее.
Так выяснилась ему теперь мысль о том,
что единственное и несомненное средство спасения от того ужасного зла, от которого страдают люди, состояло только
в том, чтобы люди признавали себя всегда виноватыми перед Богом и потому неспособными
ни наказывать
ни исправлять других людей.