Неточные совпадения
Чай, действительно,
был как пиво, но
я выпил стакан. В это время прошел кондуктор. Он проводил его молча злыми глазами и
начал только тогда, когда тот ушел.
— Коли рассказывать, то надо рассказывать всё с
начала: надо рассказать, как и отчего
я женился и каким
я был до женитьбы.
Вы говорите: естественно! Естественно
есть. И
есть радостно, легко, приятно и не стыдно с самого
начала; здесь же и мерзко, и стыдно, и больно. Нет, это неестественно! И девушка неиспорченная,
я убедился, всегда ненавидит это.
Около трех приезжает она. Встречая
меня, она ничего не говорит.
Я воображаю, что она смирилась,
начинаю говорить о том, что
я был вызван ее укоризнами. Она с тем же строгим и страшно измученным лицом говорит, что она приехала не объясняться, а взять детей, что жить вместе мы не можем.
Я начинаю говорить, что виноват не
я, что она вывела
меня из себя. Она строго, торжественно смотрит на
меня и потом говорит...
— Странное дело, как действовало на
меня присутствие этого человека, —
начал он опять, очевидно делая усилие, для того чтобы
быть спокойным.
Он пожал
мне руку и тотчас же с улыбкой, которая
мне прямо казалась насмешливой,
начал объяснить
мне, что он принес ноты для приготовления к воскресенью, и что вот между ними несогласие, что играть: более трудное и классическое, именно Бетховенскую сонату со скрипкой, или маленькие вещицы? Всё
было так естественно и просто, что нельзя
было ни к чему придраться, а вместе с тем
я был уверен, что всё это
было неправда, что они сговаривались о том, как обмануть
меня.
— Ты решительно стал невозможен, —
начала она. — Это такой характер, с которым ангел но уживется, — и, как всегда, стараясь уязвить
меня как можно больнее, она напомнила
мне мой поступок с сестрой (это
был случай с сестрой, когда
я вышел из себя и наговорил сестре своей грубости; она знала, что это мучит
меня, и в это место кольнула
меня). — После этого
меня уж ничто не удивит от тебя, — сказала она.
Вошел кондуктор и, заметив, что свеча наша догорела, потушил ее, не вставляя новой. На дворе
начинало светать. Позднышев молчал, тяжело вздыхая, всё время, пока в вагоне
был кондуктор. Он продолжал свой рассказ, только когда вышел кондуктор, и в полутемном вагоне послышался только треск стекол двигающегося вагона и равномерный храп приказчика. В полусвете зари
мне совсем уже не видно его
было. Слышен
был только его всё более и более взволнованный, страдающий голос.
Я был как зверь в клетке: то
я вскакивал, подходил к окнам, то, шатаясь,
начинал ходить, стараясь подогнать вагон; но вагон со всеми лавками и стеклами всё точно так же подрагивал, вот как наш…
—
Я начал понимать только тогда, когда увидал ее в гробу… — Он всхлипнул, но тотчас же торопливо продолжал: — только тогда, когда
я увидал ее мертвое лицо,
я понял всё, что
я сделал.
Я понял, что
я,
я убил ее, что от
меня сделалось то, что она
была живая, движущаяся, теплая, а теперь стала неподвижная, восковая, холодная, и что поправить этого никогда, нигде, ничем нельзя. Тот, кто не пережил этого, тот не может понять… У! у! у!… — вскрикнул он несколько раз и затих.
Я начал было плакать, не знаю с чего; не помню, как она усадила меня подле себя, помню только, в бесценном воспоминании моем, как мы сидели рядом, рука в руку, и стремительно разговаривали: она расспрашивала про старика и про смерть его, а я ей об нем рассказывал — так что можно было подумать, что я плакал о Макаре Ивановиче, тогда как это было бы верх нелепости; и я знаю, что она ни за что бы не могла предположить во мне такой совсем уж малолетней пошлости.
Неточные совпадения
«Скажи, служивый, рано ли // Начальник просыпается?» // — Не знаю. Ты иди! // Нам говорить не велено! — // (Дала ему двугривенный). // На то у губернатора // Особый
есть швейцар. — // «А где он? как назвать его?» // — Макаром Федосеичем… // На лестницу поди! — // Пошла, да двери заперты. // Присела
я, задумалась, // Уж
начало светать. // Пришел фонарщик с лестницей, // Два тусклые фонарика // На площади задул.
Стародум. Постой. Сердце мое кипит еще негодованием на недостойный поступок здешних хозяев.
Побудем здесь несколько минут. У
меня правило: в первом движении ничего не
начинать.
— Смотрел
я однажды у пруда на лягушек, — говорил он, — и
был смущен диаволом. И
начал себя бездельным обычаем спрашивать, точно ли один человек обладает душою, и нет ли таковой у гадов земных! И, взяв лягушку, исследовал. И по исследовании нашел: точно; душа
есть и у лягушки, токмо малая видом и не бессмертная.
В короткое время он до того процвел, что
начал уже находить, что в Глупове ему тесно, а"нужно-де
мне, Козырю, вскорости в Петербурге
быть, а тамо и ко двору явиться".
—
Я не сказала тебе вчера, —
начала она, быстро и тяжело дыша, — что, возвращаясь домой с Алексеем Александровичем,
я объявила ему всё… сказала, что
я не могу
быть его женой, что… и всё сказала.