Вкладывая же в уста своего героя эти мысли: о бренности жизни (могильщик), о смерти (to be or not to be [
быть или не быть (англ.).]), те самые, которые выражены у него в 66-м сонете (о театре, о женщинах), он нисколько не заботится о том, при каких условиях говорятся эти речи, и, естественно, выходит то, что лицо, высказывающее все эти мысли, делается фонографом Шекспира, лишается всякой характерности, и поступки и речи его не согласуются.
Неточные совпадения
Несогласие мое с установившимся о Шекспире мнением
не есть последствие случайного настроения
или легкомысленного отношения к предмету, а
есть результат многократных, в продолжение многих лет упорных попыток согласования своего взгляда с установившимися на Шекспира взглядами всех образованных людей христианского мира.
Не говоря уже о том напыщенном, бесхарактерном языке короля Лира, таком же, каким говорят все короли Шекспира, читатель
или зритель
не может верить тому, чтобы король, как бы стар и глуп он ни
был, мог поверить словам злых дочерей, с которыми он прожил всю их жизнь, и
не поверить любимой дочери, а проклясть и прогнать ее; и потому зритель
или читатель
не может и разделять чувства лиц, участвующих в этой неестественной сцене.
Чрезвычайно трогательны
были бы колебания Лира между гордостью, гневом и надеждой на уступки дочери, если бы они
не были испорчены теми многословными нелепостями, которые произносит Лир о том, что он развелся бы с мертвой матерью Реганы, если бы Регана
не была ему рада,
или о том, что он призывает ядовитые туманы на голову дочери,
или о том, что так как силы неба стары, то они должны покровительствовать старцам, и многое другое.
Шекспир, пользуясь характерами, которые уже даны в предшествующих драмах
или новеллах, хрониках, жизнеописаниях Плутарха,
не только
не делает их более правдивыми и яркими, как это говорят его хвалители, но, напротив, всегда ослабляет их и часто совершенно уничтожает их, как в «Лире», заставляя свои действующие лица совершать несвойственные им поступки, главное же — говорить несвойственные ни им, ни каким бы то ни
было людям речи.
На этого-то Олдкестля и
была написана в угоду католической публике неизвестным автором комедия
или драма, осмеивавшая и выставлявшая этого мученика за веру дрянным человеком, собутыльником герцога, и из этой-то комедии взята Шекспиром
не только сама личность Фальстафа, но и комическое отношение к нему.
Но как ни сильно может
быть выражено в одной сцене движение чувства, одна сцена
не может дать характера лица, когда это лицо после верного восклицания
или жеста начинает продолжительно говорить
не своим языком, но по произволу автора ни к чему
не нужные и
не соответствующие его характеру речи.
Теперь в душе его образовался как бы тесно сомкнутый круг мыслей относительно того, что смутно он чувствовал всегда: таких, безусловно, заповедей
не существует;
не от их соблюдения
или несоблюдения зависят достоинства и значение поступка,
не говоря уже о характере; вся
суть в содержании, которым единичный человек в момент решения наполняет под собственной ответственностью форму этих предписаний закона» (Георг Брандес, «Шекспир и его произведения»).
Потому ли, что капитан
был еврей,
или по особенным внутренним несогласиям партий во французском обществе, событию этому, подобные которым повторяются беспрестанно,
не обращая ничьего внимания и
не могущим
быть интересными
не только всему миру, но даже французским военным,
был придан прессой несколько выдающийся интерес.
И только после нескольких лет люди стали опоминаться от внушения и понимать, что они никак
не могли знать, виновен
или невиновен, и что у каждого
есть тысячи дел, гораздо более близких и интересных, чем дело Дрейфуса.
И всегда происходило то, что с огрубением религиозных форм искусство более и более уклонялось от своей первоначальной цели (при которой оно могло считаться важным делом — почти богослужением) и вместо религиозного служения задавалось
не религиозными, а мирскими целями удовлетворения требованиям толпы
или сильных мира, то
есть целям развлечения и увеселения.
Когда же
было решено, что верх совершенства
есть драма Шекспира и что нужно писать так же, как он, без всякого
не только религиозного, но и нравственного содержания, то и все писатели драм стали, подражая ему, составлять те бессодержательные драмы, каковы драмы Гете, Шиллера, Гюго, у нас Пушкина, хроники Островского, Алексея Толстого и бесчисленное количество других более
или менее известных драматических произведений, наполняющих все театры и изготовляемых подряд всеми людьми, которым только приходит в голову мысль и желание писать драму.
Неточные совпадения
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет!
Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать
не куды пошло! Что
будет, то
будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах
или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Купцы. Ей-ей! А попробуй прекословить, наведет к тебе в дом целый полк на постой. А если что, велит запереть двери. «Я тебя, — говорит, —
не буду, — говорит, — подвергать телесному наказанию
или пыткой пытать — это, говорит, запрещено законом, а вот ты у меня, любезный,
поешь селедки!»
Хлестаков. Вы, как я вижу,
не охотник до сигарок. А я признаюсь: это моя слабость. Вот еще насчет женского полу, никак
не могу
быть равнодушен. Как вы? Какие вам больше нравятся — брюнетки
или блондинки?
Городничий. И
не рад, что
напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и
не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь
не прилгнувши
не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает,
не знаешь, что и делается в голове; просто как будто
или стоишь на какой-нибудь колокольне,
или тебя хотят повесить.
Анна Андреевна. Тебе все такое грубое нравится. Ты должен помнить, что жизнь нужно совсем переменить, что твои знакомые
будут не то что какой-нибудь судья-собачник, с которым ты ездишь травить зайцев,
или Земляника; напротив, знакомые твои
будут с самым тонким обращением: графы и все светские… Только я, право, боюсь за тебя: ты иногда вымолвишь такое словцо, какого в хорошем обществе никогда
не услышишь.