Неточные совпадения
Всё, что мы знаем о мире, есть только
видимое нами, вне нас совершающееся в небесных
телах, в животных, в растениях, во всем мире, подчинение разуму.
Обычное заблуждение о жизни состоит в том, что подчинение нашего животного
тела своему закону, совершаемое не нами, но только
видимое нами, принимается за жизнь человеческую, тогда как этот закон нашего животного
тела, с которым связано наше разумное сознание, исполняется в нашем животном
теле так же бессознательно для нас, как он исполняется в дереве, в кристалле, в небесном
теле.
Ведь есть только два строго логические взгляда на жизнь: один ложный — тот, при котором жизнь понимается, как те
видимые явления, которые происходят в моем
теле от рождения и до смерти, а другой истинный — тот, при котором жизнь понимается как то невидимое сознание ее, которое я ношу в себе. Один взгляд ложный, другой истинный, но оба логичны, и люди могут иметь тот или другой, но ни при том, ни при другом невозможен страх смерти.
Первый ложный взгляд, понимающий жизнь, как
видимые явления в
теле от рождения и до смерти, столь же древен, как и мир.
Человеку, понимающему свою жизнь, как известное особенное отношение к миру, с которым он вступил в существование и которое росло в его жизни увеличением любви, верить в свое уничтожение всё равно, что человеку, знающему внешние
видимые законы мира, верить в то, что его нашла мать под капустным листом и что
тело его вдруг куда-то улетит, так что ничего не останется.
Боязнь потери того, что одно есть, происходит только от того, что жизнь представляется человеку нетолько в одном известном ему, но невидимом, особенном отношении его разумного сознания к миру, но и в двух неизвестных ему, но
видимых ему отношениях: его животного сознания и
тела к миру.
Неточные совпадения
Все удивительные заключения их о расстояниях, весе, движениях и возмущениях небесных
тел основаны только на
видимом движении светил вокруг неподвижной земли, на том самом движении, которое теперь передо мной и которое было таким для миллионов людей в продолжение веков и было и будет всегда одинаково и всегда может быть поверено.
Это было мертвое
тело женщины, по-видимому, жидовки.
В порядке природном,
видимом, принудительном хлеб и вино не превращаются в
тело и кровь Христову.
И вот я — с измятым, счастливым, скомканным, как после любовных объятий,
телом — внизу, около самого камня. Солнце, голоса сверху — улыбка I. Какая-то золотоволосая и вся атласно-золотая, пахнущая травами женщина. В руках у ней чаша, по-видимому, из дерева. Она отпивает красными губами и подает мне, и я жадно, закрывши глаза, пью, чтоб залить огонь, — пью сладкие, колючие, холодные искры.
И не есть ли эта загадочная, всепобеждающая „милость“,
видимая глазами, только слабый отголосок, только невинный залог расцветающих прелестей ума, души и
тела?»