Неточные совпадения
Но мало и этого: начиная испытывать ослабление сил и болезни, и глядя на болезни и старость, смерть других людей, он замечает еще и то, что и самое его
существование, в котором одном он чувствует настоящую, полную жизнь, каждым часом, каждым движением приближается к ослаблению, старости, смерти; что жизнь его, кроме того, что она подвержена тысячам случайностей уничтожения от других борющихся с ним существ и всё увеличивающимся страданиям, по самому свойству своему есть только не перестающее приближение к смерти, к тому состоянию, в котором вместе с жизнью
личности наверное уничтожится всякая возможность какого бы то ни было блага
личности.
Целью живых существ представляется при этом внешнем наблюдении — сохранение своей
личности, сохранение своего вида, воспроизведение себе подобных и борьба за
существование, и эта самая воображаемая цель жизни навязывается и человеку.
Если же человек увидал, что другие
личности — такие же, как и он, что страдания угрожают ему, что
существование его есть медленная смерть: если его разумное сознание стало разлагать
существование его
личности, он уже не может ставить свою жизнь в этой разлагающейся
личности, а неизбежно должен полагать ее в той новой жизни, которая открывается ему. И опять нет противоречия, как нет противоречия в зерне, пустившем уже росток и потому разлагающемся.
Не понимая того, что благо и жизнь наша состоят в подчинении своей животной
личности закону разума, и принимая благо и
существование своей животной
личности за всю нашу жизнь, и отказываясь от предназначенной нам работы жизни, мы лишаем себя истинного нашего блага и истинной нашей жизни и на место ее подставляем то видимое нам
существование нашей животной деятельности, которое совершается независимо от нас и потому не может быть нашей жизнью.
Заблуждение, что видимый нами, на нашей животной
личности совершающийся, закон и есть закон нашей жизни, есть старинное заблуждение, в которое всегда впадали и впадают люди. Заблуждение это, скрывая от людей главный предмет их познания, подчинение животной
личности разуму для достижения блага жизни, ставит на место его изучение
существования людей, независимо от блага жизни.
Вместо того, чтобы изучать тот закон, которому, для достижения своего блага, должна быть подчинена животная
личность человека, и, только познав этот закон, на основании его изучать все остальные явления мира, ложное познание направляет свои усилия на изучение только блага и
существования животной
личности человека, без всякого отношения к главному предмету знания, — подчинению этой животной
личности человека закону разума, для достижения блага истинной жизни.
Чтобы понять жизнь человека, т. е. тот закон, которому для блага человека должна быть подчинена его животная
личность, люди рассматривают: или историческое
существование, но не жизнь человека, или несознаваемое человеком, но только видимое ему подчинение и животного, и растения, и вещества разным законам, т. е. делают то же, что бы делали люди, изучающие положение неизвестных им предметов для того, чтобы найдти ту неизвестную цель, которой им нужно следовать.
Совершенно справедливо то, что знание видимого нам проявления
существования людей в истории может быть поучительно для нас; что точно так же может быть поучительно для нас и изучение законов животной
личности человека и других животных, и поучительно изучение тех законов, которым подчиняется само вещество.
Только если б были существа высшие, подчиняющие наше разумное сознание так же, как наше разумное сознание подчиняет себе нашу животную
личность, и как животная
личность (организм) подчиняет себе вещество, — эти высшие существа могли бы видеть нашу разумную жизнь так, как мы видим свое животное
существование и
существование вещества.
И это продолжается до тех пор, пока он не признает наконец, что для того, чтобы спастись от ужаса перед увлекающим его движением погибельной жизни, ему надо понять, что его движение в плоскости — его пространственное и временное
существование — не есть его жизнь, а что жизнь его только в движении в высоту, что только в подчинении его
личности закону разума и заключается возможность блага и жизни.
Для животного, не имеющего разумного сознания, показывающего ему бедственность и конечность его
существования, благо
личности и вытекающее из него продолжение рода
личности есть высшая цель жизни. Для человека же
личность есть только та ступень
существования, с которой открывается ему истинное благо его жизни, не совпадающее с благом его
личности.
По ходячему представлению о жизни, жизнь человеческая есть кусок времени от рождения и до смерти его животного. Но это не есть жизнь человеческая; это только
существование человека как животной
личности. Жизнь же человеческая есть нечто, только проявляющееся в животном
существовании, точно так же, как жизнь органическая есть нечто, только проявляющееся в
существовании вещества.
Никакие рассуждения ведь не могут скрыть от человека той очевидной, несомненной истины, что личное
существование его есть нечто непрестанно-погибающее, стремящееся к смерти, и что потому в его животной
личности не может быть жизни.
Не может не видеть человек, что
существование его
личности от рождения и детства до старости и смерти есть не что иное, как постоянная трата и умаление этой животной
личности, кончающееся неизбежной смертью; и потому сознание своей жизни в
личности, включающей в себя желание увеличения и неистребимости
личности, не может не быть неперестающим противоречием и страданием, не может не быть злом, тогда как единственный смысл его жизни есть стремление к благу.
В чем бы ни состояло истинное благо человека, для него неизбежно отречение его от блага животной
личности. Отречение от блага животной
личности есть закон жизни человеческой. Если он не совершается свободно, выражаясь в подчинении разумному сознанию, то он совершается в каждом человеке насильно при плотской смерти его животного, когда он от тяжести страданий желает одного: избавиться от мучительного сознания погибающей
личности и перейти в другой вид
существования.
«Но для чего же эта
личность, от блага которой я, человек, должен отречься, чтобы получить жизнь?» говорят люди, признающие свое животное
существование жизнью.
«Это противоестественно, говорят они, и потому невозможно». Да никто и не говорит об отречении от
личности.
Личность для разумного человека есть то же, что дыхание, кровообращение для животной
личности. Как животной
личности отречься от кровообращения? Про это и говорить нельзя. Так же нельзя говорить разумному человеку и об отречении от
личности.
Личность для разумного человека есть такое же необходимое условие его жизни, как и кровообращение — условие
существования его животной
личности.
Требования животной
личности всегда удовлетворимы. Не может человек говорить, что я буду есть или во что оденусь? Все эти потребности обеспечены человеку так же, как птице и цветку, если он живет разумною жизнью. И в действительности, кто, думающий человек, может верить, чтобы он мог уменьшить бедственность своего
существования обеспечением своей
личности?
Бедственность
существования человека происходит не от того, что он —
личность, а от того, что он признает
существование своей
личности — жизнью и благом. Только тогда являются противоречие, раздвоение и страдание человека.
Жизнь, как личное
существование, отжита человечеством, и вернуться к ней нельзя, и забыть то, что личное
существование человека не имеет смысла, невозможно. Что бы мы ни писали, ни говорили, ни открывали, как бы ни усовершенствовали нашу личную жизнь, отрицание возможности блага
личности остается непоколебимой истиной для всякого разумного человека нашего времени.
Животные
личности для своих целей хотят воспользоваться
личностью человека. А чувство любви влечет его к тому, чтобы отдать свое
существование на пользу других существ.
Животная
личность страдает. И эти-то страдания и облегчение их и составляют главный предмет деятельности любви. Животная
личность, стремясь к благу, стремится каждым дыханием к величайшему злу — к смерти, предвидение которой нарушало всякое благо
личности. А чувство любви не только уничтожает этот страх, но влечет человека к последней жертве своего плотского
существования для блага других.
Человек, который жизнь свою полагает в
существовании животной
личности, не может любить, потому что любовь должна представляться ему деятельностью прямо противоположною его жизни.
Благо жизни такого человека в любви, как благо растения в свете, и потому, как ничем незакрытое, растение не может спрашивать и не спрашивает, в какую сторону ему расти, и хорош ли свет, не подождать ли ему другого, лучшего, а берет тот единый свет, который есть в мире, и тянется к нему, — так и отрекшийся от блага
личности человек не рассуждает о том, что ему отдать из отнятого от других людей и каким любимым существам, и нет ли какой еще лучшей любви, чем та, которая заявляет требования, — а отдает себя, свое
существование той любви, которая доступна ему и есть перед ним.
Люди,
существование которых состоит в медленном уничтожении
личности и приближении к неизбежной смерти этой
личности, и которые не могут не знать этого, всё время своего
существования всячески стараются, — только тем и заняты, чтобы утверждать эту гибнущую
личность, удовлетворять ее похотям и тем лишать себя возможности единственного блага жизни — любви.
Люди не видят того, что ничто, ноль, на что бы он ни был помножен, остается тем же, равным всякому другому — нолем, не видят, что
существование животной
личности всякого человека одинаково бедственно и не может быть никакими внешними условиями сделано счастливым.
Христос умер очень давно, и плотское
существование Его было короткое, и мы не имеем ясного представления о Его плотской
личности, но сила Его разумно-любовной жизни, Его отношение к миру — ничье иное, действует до сих пор на миллионы людей, принимающих в себя это Его отношение к миру и живущих им.
Довольно мне знать, что если всё то, чем я живу, сложилось из жизни живших прежде меня и давно умерших людей и что поэтому всякий человек, исполнявший закон жизни, подчинивший свою животную
личность разуму и проявивший силу любви, жил и живет после исчезновения своего плотского
существования в других людях, — чтобы нелепое и ужасное суеверие смерти уже никогда более не мучило меня.