Неточные совпадения
Воспитавшись и выросши в ложных учениях нашего
мира, утвердивших его в уверенности, что жизнь его есть не что иное, как его личное
существование, начавшееся с его рождением, человеку кажется, что он жил, когда был младенцем, ребенком; потом ему кажется, что он не переставая жил, будучи юношей и возмужалым человеком.
Происходит нечто подобное тому, что происходит в вещественном
мире при всяком рождении. Плод родится не потому, что он хочет родиться, что ему лучше родиться и что он знает, что хорошо родиться, а потому, что он созрел, и ему нельзя продолжать прежнее
существование; он должен отдаться новой жизни не столько потому, что новая жизнь зовет его, сколько потому, что уничтожена возможность прежнего
существования.
Вместо того, чтобы изучать тот закон, которому, для достижения своего блага, должна быть подчинена животная личность человека, и, только познав этот закон, на основании его изучать все остальные явления
мира, ложное познание направляет свои усилия на изучение только блага и
существования животной личности человека, без всякого отношения к главному предмету знания, — подчинению этой животной личности человека закону разума, для достижения блага истинной жизни.
Положение о том, что жизнь человеческая не есть
существование личности человека, добытое тысячелетним духовным трудом всего человечества, — положение это для человека (не животного) стало в нравственном
мире не только такой же, но гораздо более несомненной и несокрушимой истиной, чем вращение земли и законы тяготения.
Попытки восстановления допотопного дикого взгляда на жизнь, как на личное
существование, которыми занята так называемая наука нашего европейского
мира, только очевиднее показывают рост разумного сознания человечества, показывают до очевидности, как выросло уже человечество из своего детского платья.
Благо жизни такого человека в любви, как благо растения в свете, и потому, как ничем незакрытое, растение не может спрашивать и не спрашивает, в какую сторону ему расти, и хорош ли свет, не подождать ли ему другого, лучшего, а берет тот единый свет, который есть в
мире, и тянется к нему, — так и отрекшийся от блага личности человек не рассуждает о том, что ему отдать из отнятого от других людей и каким любимым существам, и нет ли какой еще лучшей любви, чем та, которая заявляет требования, — а отдает себя, свое
существование той любви, которая доступна ему и есть перед ним.
Для того же, чтобы утверждать это, надо прежде доказать, что это-то особенное отношение к
миру, соединяющее в одно все последовательные сознания, родилось с моим плотским
существованием, а потому и умрет с ним.
То неизбежное уничтожение плотского
существования, которое мы на себе видим, показывает нам, что отношение, в котором мы находимся к
миру, не есть постоянное, но что мы вынуждены устанавливать другое.
Смерть представляется только тому человеку, который, не признав свою жизнь в установлении разумного отношения к
миру и проявлении его в большей и большей любви, остался при том отношении, т. е. с тою степенью любви, к одному и нелюбви к другому, с которыми он вступил в
существование.
Свое особенное отношение к
миру, любовь к одному и нелюбовь к другому, такому человеку представляется только одним из условий его
существования; и единственное дело жизни, установление нового отношения к
миру, увеличение любви, представляется ему делом не нужным.
Но не то для человека, понимающего жизнь. Такой человек знает, что он внес в свою теперешнюю жизнь свое особенное отношение к
миру, свою любовь к одному и нелюбовь к другому из скрытого для него прошедшего. Он знает, что эта-то любовь к одному и нелюбовь к другому, внесенная им в это его
существование, есть самая сущность его жизни; что это не есть случайное свойство его жизни, но что это одно имеет движение жизни, — и он в одном этом движении, в увеличении любви, полагает свою жизнь.
Глядя на свое прошедшее в этой жизни, он видит, по памятному ему ряду своих сознаний, что отношение его к
миру изменялось, подчинение закону разума увеличивалось, и увеличивалась не переставая сила и область любви, давая ему всё большее и большее благо независимо, а иногда прямо обратно пропорционально умалению
существования личности.
В таком человеке
существование животное чуть брезжится, — оно всё съедено новым отношением к
миру, новым живым существом, неумещающимся уже в
существовании плотского человека.
Для человека же, знающего себя не по отражению в пространственном и временном
существовании, а по своему возросшему любовному отношению к
миру, уничтожение тени пространственных и временных условий есть только признак большей степени света.
Человеку, понимающему свою жизнь, как известное особенное отношение к
миру, с которым он вступил в
существование и которое росло в его жизни увеличением любви, верить в свое уничтожение всё равно, что человеку, знающему внешние видимые законы
мира, верить в то, что его нашла мать под капустным листом и что тело его вдруг куда-то улетит, так что ничего не останется.
На каком же основании, чувствуя на себе эту силу жизни точно такою же, какою она была при плотском
существовании моего брата, т. е. как его отношение к
миру, уяснявшее мне мое отношение к
миру, я могу утверждать, что мой умерший брат не имеет более жизни?
Христос умер очень давно, и плотское
существование Его было короткое, и мы не имеем ясного представления о Его плотской личности, но сила Его разумно-любовной жизни, Его отношение к
миру — ничье иное, действует до сих пор на миллионы людей, принимающих в себя это Его отношение к
миру и живущих им.
Если же ты боишься потерять то, что не есть животное, то ты боишься потерять свое особенное разумное отношение к
миру, — то, с которым ты вступил в это
существование. Но ведь ты знаешь, что оно возникло не с твоим рождением: оно существует независимо от твоего родившегося животного и потому не может зависеть и от смерти его.
Я вхожу в жизнь с известными готовыми свойствами любви к
миру вне меня; плотское мое
существование — короткое или длинное — проходит в увеличении этой любви, внесенной мною в жизнь, и потому я заключаю несомненно, что я жил до своего рождения и буду жить, как после того момента настоящего, в котором я, рассуждая, нахожусь теперь, так и после всякого другого момента времени до или после моей плотской смерти.
Но ведь это нам кажется только. Никто из нас ничего не знает про те основы жизни, которые внесены другими в
мир, и про то движение жизни, которое совершилось в нем, про те препятствия для движения жизни, которые есть в этом существе и, главное, про те другие условия жизни, возможные, но невидимые нам, в которые в другом
существовании может быть поставлена жизнь этого человека.