Неточные совпадения
Когда мы подошли к дверям,
полковник отказывался, говоря, что он разучился танцевать, но все-таки, улыбаясь, закинув на левую сторону руку, вынул шпагу из портупеи, отдал ее услужливому молодому
человеку и, натянув замшевую перчатку на правую руку, — «надо всё по закону», — улыбаясь, сказал он, взял руку дочери и стал в четверть оборота, выжидая такт.
Шествие стало удаляться, все так же падали с двух сторон удары на спотыкающегося, корчившегося
человека, и все так же били барабаны и свистела флейта, и все так же твердым шагом двигалась высокая, статная фигура
полковника рядом с наказываемым. Вдруг
полковник остановился и быстро приблизился к одному из солдат.
— Любовь? Любовь с этого дня пошла на убыль. Когда она, как это часто бывало с ней, с улыбкой на лице, задумывалась, я сейчас же вспоминал
полковника на площади, и мне становилось как-то неловко и неприятно, и я стал реже видаться с ней. И любовь так и сошла на нет. Так вот какие бывают дела и от чего переменяется и направляется вся жизнь
человека. А вы говорите… — закончил он.
Неточные совпадения
В глазах родных он не имел никакой привычной, определенной деятельности и положения в свете, тогда как его товарищи теперь, когда ему было тридцать два года, были уже — который
полковник и флигель-адъютант, который профессор, который директор банка и железных дорог или председатель присутствия, как Облонский; он же (он знал очень хорошо, каким он должен был казаться для других) был помещик, занимающийся разведением коров, стрелянием дупелей и постройками, то есть бездарный малый, из которого ничего не вышло, и делающий, по понятиям общества, то самое, что делают никуда негодившиеся
люди.
Губернатор об нем изъяснился, что он благонамеренный
человек; прокурор — что он дельный
человек; жандармский
полковник говорил, что он ученый
человек; председатель палаты — что он знающий и почтенный
человек; полицеймейстер — что он почтенный и любезный
человек; жена полицеймейстера — что он любезнейший и обходительнейший
человек.
На другой стороне, почти к боковым воротам, стоял другой
полковник, небольшой
человек, весь высохший; но малые зоркие очи глядели живо из-под густо наросших бровей, и оборачивался он скоро на все стороны, указывая бойко тонкою, сухою рукою своею, раздавая приказанья, видно было, что, несмотря на малое тело свое, знал он хорошо ратную науку.
— Вот болван! Ты можешь представить — он меня начал пугать, точно мне пятнадцать лет! И так это глупо было, — ах, урод! Я ему говорю: «Вот что,
полковник: деньги на «Красный Крест» я собирала, кому передавала их — не скажу и, кроме этого, мне беседовать с вами не о чем». Тогда он начал: вы
человек, я —
человек, он —
человек; мы
люди, вы
люди и какую-то чепуху про тебя…
В общем это — Россия, и как-то странно допустить, что такой России необходимы жандармские
полковники, Любаша, Долганов, Маракуев,
люди, которых, кажется, не так волнует жизнь народа, как шум, поднятый марксистами, отрицающими самое понятие — народ.