Неточные совпадения
Главная разница между истинной верой и ложной та, что при ложной вере человек хочет, чтобы за его жертвы и
молитвы бог угождал человеку. При истинной же вере человек хочет только одного: научиться угождать
богу.
Церковная вера учит не только тому, что покаяние согрешившего может очистить его, но тому, что
молитвы других людей могут содействовать его благу в этой жизни и в будущей. Один мальчик, ложась спать, просил няню продолжать игру с куклами, начатую им, пока он будет спать. Отношение церковных людей к
богу такое же ребячье. Люди будут жить дурно, будут спать, а за них будут молиться, будут продолжать игру.
Просить
бога о вещественном: о дожде, о выздоровлении, об избавлении от врагов и т. п. нельзя уже потому, что в то же самое время другие люди могут просить о противоположном, главное же, нельзя потому, что в вещественном мире нам дано всё, что нам нужно.
Молитва может быть о том, чтобы
бог помог нам жить духовной жизнью, такой жизнью, при которой всё, что случается с нами, всё было бы нам на благо. Просительная же
молитва о вещественном есть только самообольщение.
Между тунгусским шаманом и европейским управляющим церковью — прелатом или (взяв для примера простых людей) между совершенно грубым, чувственным вогулом, который поутру кладет себе на голову лапу медвежьей шкуры, приговаривая
молитву: не убий меня, и утонченным пуританином и индепендентом в Коннектикуте, хотя и есть разница в приемах, нет разницы в основах их веры, так как они оба принадлежат к одному и тому же разряду людей, которые полагают свое служение
богу не в том, чтобы становиться лучше, а в вере или в исполнении известных произвольных постановлений.
Тогда палачи зажгли костер. Гус запел
молитву: «Христе, сыне
бога живого, помилуй меня!»
Для людей прежнего времени
молитва была — и теперь остается для большинства людей — обращением при известных условиях, в известных местах, при известных действиях и словах к
богу или
богам для умилостивления их.
Истинная
молитва тем важна и нужна для души, что в такой
молитве, когда один с
богом, мысль достигает до той высшей степени, до которой она может достигнуть.
Молитесь ежечасно. Самая нужная и самая трудная
молитва — это воспоминание среди движения жизни о своих обязанностях перед
богом и законом его. Испугался, рассердился, смутился, увлекся, — сделай усилие, вспомни, кто ты и что ты должен делать. В этом
молитва. Это трудно сначала, но привычку эту можно выработать.
Хорошо изменять свою
молитву, то есть выражение своего отношения к
богу. Человек постоянно растет, изменяется, и потому должно изменяться и уясняться его отношение к
богу. Должна изменяться и
молитва.
Прекрасны слова
молитвы: «Приди и вселися в ны». В этих словах всё. Человек имеет всё, что ему нужно, если
бог вселится в него. Для того же, чтобы
бог вселился в человека, делать нужно только одно: умалить себя, чтобы дать место
богу. Как только человек умалит себя,
бог тотчас же вселяется в него. И потому для того, чтобы иметь всё, что ему нужно, человеку надо прежде всего смириться.
Святость не в лесах, не на небе, не на земле, не в священных реках. Очисти себя, и ты увидишь его. Преврати твое тело в храм, откинь дурные мысли и созерцай
бога внутренним оком. Когда мы познаем его, мы познаем себя. Без личного опыта одно писание не уничтожит наших страхов, — так же как темнота не разгоняется написанным огнем. Какая бы ни была твоя вера и твои
молитвы, пока в тебе нет правды, ты не постигнешь пути блага. Тот, кто познает истину, тот родится снова.
— Да полно ж тебе, Максимыч, мучить ее понапрасну, — сказала Аксинья Захаровна. — Ты вот послушай-ка, что я скажу тебе, только не серчай, коли молвится слово не по тебе. Ты всему голова, твоя воля, делай как разумеешь, а по моему глупому разуменью, деньги-то, что на столы изойдут, нищей бы братии раздать, ну хоть ради Настина здоровья да счастья. Доходна до
Бога молитва нищего, Максимыч. Сам ты лучше меня знаешь.
Неточные совпадения
— Вы вступаете в пору жизни, — продолжал священник, — когда надо избрать путь и держаться его. Молитесь
Богу, чтоб он по своей благости помог вам и помиловал, — заключил он. «Господь и
Бог наш Иисус Христос, благодатию и щедротами своего человеколюбия, да простит ти чадо»… И, окончив разрешительную
молитву, священник благословил и отпустил его.
Он сделался бледен как полотно, схватил стакан, налил и подал ей. Я закрыл глаза руками и стал читать
молитву, не помню какую… Да, батюшка, видал я много, как люди умирают в гошпиталях и на поле сражения, только это все не то, совсем не то!.. Еще, признаться, меня вот что печалит: она перед смертью ни разу не вспомнила обо мне; а кажется, я ее любил как отец… ну, да
Бог ее простит!.. И вправду молвить: что ж я такое, чтоб обо мне вспоминать перед смертью?
— Ох, не припоминай его,
бог с ним! — вскрикнула она, вся побледнев. — Еще третьего дня всю ночь мне снился окаянный. Вздумала было на ночь загадать на картах после
молитвы, да, видно, в наказание-то
Бог и наслал его. Такой гадкий привиделся; а рога-то длиннее бычачьих.
— Это — другое дело, Афанасий Васильевич. Я это делаю для спасения души, потому что в убеждении, что этим хоть сколько-нибудь заглажу праздную жизнь, что как я ни дурен, но
молитвы все-таки что-нибудь значат у
Бога. Скажу вам, что я молюсь, — даже и без веры, но все-таки молюсь. Слышится только, что есть господин, от которого все зависит, как лошадь и скотина, которою пашем, знает чутьем того, <кто> запрягает.
Поверяя
богу в теплой
молитве свои чувства, она искала и находила утешение; но иногда, в минуты слабости, которым мы все подвержены, когда лучшее утешение для человека доставляют слезы и участие живого существа, она клала себе на постель свою собачонку моську (которая лизала ее руки, уставив на нее свои желтые глаза), говорила с ней и тихо плакала, лаская ее. Когда моська начинала жалобно выть, она старалась успокоить ее и говорила: «Полно, я и без тебя знаю, что скоро умру».