Неточные совпадения
Вера только тогда вера,
когда у тебя и мысли нет о том, чтобы то, во что ты веришь, могло бы
быть неправда.
Закон жизни о том, чтобы любить бога и ближнего, прост и ясен, — всякий человек,
когда войдет в разум, сознает его в своем сердце. И потому, если бы не
было ложных учений, все люди держались бы этого закона и на земле
было бы царство небесное.
Не надо думать, что вера истинна оттого, что она старая. Напротив, чем дольше живут люди, тем всё яснее и яснее становится им истинный закон жизни. Думать, что нам в наше время надо верить тому же самому, чему верили наши деды и прадеды, — это всё равно, что думать, что,
когда ты вырос, тебе
будет впору твоя детская одежа.
Иисус не говорит самарянам: оставьте ваши верования, ваши предания для еврейских. Он не говорит евреям: присоединяйтесь к самарянам. Но он говорит самарянам и евреям: вы одинаково заблуждаетесь. Важен не храм и не служение в храме, важен не Гаризим или Иерусалим, — настанет время и настало уже,
когда будут поклоняться отцу не в Гаризиме, не в Иерусалиме, но
когда истинные поклонники
будут поклоняться отцу в духе и истине, ибо таких поклонников отец ищет себе.
Царство божие придет к нам только тогда,
когда церковная вера с чудесами, таинствами и обрядами заменится верой разумной, без чудес, таинств и обрядов. Время это приближается. Вера эта еще в зародыше. Но зародыш не может не разрастаться.
Будем же ждать и работать для того, чтобы время это скорее пришло.
Когда отработаешь, то
будешь жить, ничего не делать, и всякий день угощение, вино, сласти, катанье.
Христос великий учитель. Он проповедовал истинную всеобщую религию любви к богу и человеку. Но не надо думать, что у бога не могут
быть такие же и даже еще более великие учителя. Если мы
будем думать так, мы этим не уменьшим величия Христа, а только признаем величие бога. Если же мы
будем думать, что после Христа бог уже не
будет больше прямо открываться людям, то с новыми великими учителями,
когда они придут, случится то же, что
было с Христом: побьют живого пророка для того, чтобы боготворить умершего.
Когда мы говорим «я», то говорим мы это не про наше тело, а про то, чем живет наше тело. Что же такое это «я»? Словами мы не можем сказать, что такое это «я», но знаем мы это «я» лучше всего того, что знаем. Мы знаем, что не
будь в нас этого «я», то мы ничего бы не знали, не
было бы для нас ничего на свете, и нас самих бы не
было.
А если подумать еще о том, что о каждом из нас и помина не
было,
когда за сто, за тысячи, за много тысяч лет жили на земле такие же люди, как и я, так же рожались, росли, старелись и умирали, что от миллионов миллионов людей, таких же, как я теперь, не только костей, но и праха от костей не осталось, и что после меня
будут жить такие же, как я, миллионы миллионов людей, из моего праха вырастет трава и траву
поедят овцы, а овец съедят люди, и от меня никакой ни пылинки, ни памяти не останется!
Когда мы говорим: «это
было, это
будет или может
быть», то мы говорим про жизнь телесную. Но, кроме жизни телесной, которая
была и
будет, мы знаем в себе еще другую жизнь: жизнь духовную. А духовная жизнь не
была, не
будет, а сейчас
есть. Эта-то жизнь и
есть настоящая жизнь.
Когда ослабеваешь и становится тяжело — вспомни, что у тебя
есть душа и что ты можешь жить ею. А мы вместо этого думаем, что такие же люди, как мы сами, могут поддержать нас.
В мирских делах никогда не знаешь наверное, нужно ли делать то, что делаешь, и выйдет ли из твоего дела то, чего хочешь. Но не то,
когда живешь для души. Живи для души, и ты наверное
будешь знать, что надо делать именно то, чего требует душа, наверное
будешь знать и то, что выйдет только хорошее из того, что ты делаешь.
Когда подумаешь про те миллионы и миллионы людей, которые живут такой же, как и я, жизнью, где-то за десятки тысяч верст, про которых я никогда ничего не узнаю и которые ничего не знают про меня, то невольно спрашиваешь себя: неужели между нами нет никакой связи, и мы так и умрем, не узнав друг друга? Не может этого
быть!
Всякое истинное доброе дело, такое,
когда человек забывает себя и думает только о чужой нужде,
есть дело удивительное и необъяснимое, если бы оно не
было нам так естественно и привычно.
Если я живу мирской жизнью, я могу обходиться без бога. Но стоит мне подумать о том, откуда я взялся,
когда родился и куда денусь,
когда умру, и я не могу не признать, что
есть то, от чего я пришел, к чему я иду. Не могу не признать, что я пришел в этот мир от чего-то мне не понятного и что иду я к такому же чему-то непонятному мне.
Бог любит уединение. Он войдет в твое сердце только тогда,
когда он
будет в нем один,
когда ты
будешь думать только о нем одном.
Посмотришь зимней ночью на небо и увидишь звезды, звезды, звезда за звездой, и конца им нет. И
когда подумаешь, что каждая из этих звезд во много-много раз больше той земли, на которой мы живем, и что за теми звездами, какие мы видим, еще сотни, тысячи, миллионы таких же и еще больших звезд, и что ни звездам, ни небу конца нет, то поймешь, что
есть то, чего мы понять не можем.
Когда же заглянем в себя и видим в себе то, что мы называем собою, своей душой,
когда мы видим в себе что-то такое, чего мы так же понять не можем, но что знаем тверже, чем всё другое, и через что знаем всё, что
есть, то и в своей душе мы видим что-то еще более непонятное и великое, чем то, что видим в небесах.
Есть в Америке от рождения слепая, глухая и немая девочка. Ее выучили ощупью читать и писать.
Когда учительница ее объяснила ей, что
есть бог, девочка сказала, что она всегда знала, но только не знала, как это называется.
Когда люди, живя дурной жизнью, говорят, что нет бога, они правы: бог
есть только для тех, кто глядит в его сторону и приближается к нему. Для того же, кто отвернулся от него и идет прочь от него, нет и не может
быть бога.
Бог хотел, чтобы мы
были счастливы, и для того вложил в нас потребность счастья, но он хотел, чтобы мы
были счастливы все, а не отдельные люди, и для того вложил в нас потребность любви. Оттого и счастливы могут
быть люди только тогда,
когда они все
будут любить друг друга.
Если мы любим тех, кто нам нравится, кто нас хвалит, кто делает нам добро, то мы любим так для себя, для того, чтобы нам лучше
было. Настоящая любовь та,
когда мы любим не для себя, не себе желаем добра, а тем, кого любим, и любим не потому, что люди приятны или полезны нам, а потому, что мы в каждом человеке признаем тот же дух, какой живет в нас.
Надо уважать всякого человека, какой бы он ни
был жалкий и смешной. Надо помнить, что во всяком человеке живет тот же дух, какой и в нас. Даже тогда,
когда человек отвратителен и душой и телом, надо думать так: «Да, на свете должны
быть и такие уроды, и надо терпеть их». Если же мы показываем таким людям наше отвращение, то, во-первых, мы несправедливы, а во-вторых, вызываем таких людей на войну не на живот, а на смерть.
Человек любит себя. Но если он любит в себе свое тело, то он ошибается, и от этой любви ему ничего не
будет, кроме страданий. Любовь к себе только тогда хороша,
когда человек любит в себе свою душу. Душа же одна и та же во всех людях. И потому, если человек любит свою душу, он
будет любить и души других людей.
Трудно жить людям,
когда они не знают, зачем живут, а
есть такие люди, которые так уверены в том, что это никак нельзя знать, что даже хвастаются этим.
Лошадь спасается от врага своим быстрым бегом. И она несчастна не тогда,
когда не может
петь петухом, а тогда,
когда потеряла то, что ей дано — свои быстрый бег.
Когда тебе тяжело,
когда ты боишься людей,
когда жизнь твоя запуталась, скажи себе: давай перестану заботиться о том, что со мною
будет,
буду любить всех тех, с кем схожусь, и больше ничего, а там
будь что
будет. Только попробуй жить так, и увидишь, как вдруг всё распутается, и тебе нечего
будет ни бояться, ни желать.
И придет время, и скоро придет то самое время, про которое говорил Христос, что он томится в ожидании его, — придет то время,
когда люди
будут гордиться не тем, что они завладели силою людьми и их трудами, и радоваться не тому, что они внушают страх и зависть людям, а гордиться тем, что они любят всех, и радоваться тому, что, несмотря на все огорчения, причиняемые им людьми, они испытывают это чувство, освобождающее их от всего дурного.
По учению евангельскому,
есть только две заповеди любви.
Когда «законник, искушая его, спросил, говоря: Учитель! какая наибольшая заповедь в законе? Иисус сказал ему: возлюби господа бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим: сия
есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф. XXII, 35—39).
— А ведь мне недурно
было у своего хозяина! Не я о себе заботился, а меня одевали, обували, кормили; и
когда я болен бывал, заботились обо мне. Да и служба
была нетрудная. А теперь сколько дел!
Был у меня один хозяин, а теперь сколько их стало у меня! Скольким людям должен я угождать!
Если бы люди
ели только тогда,
когда они голодны, и питались простой, чистой и здоровой пищей, то они не знали бы болезней и им легче
было бы бороться со страстями.
Греческий мудрец Пифагор не
ел мяса.
Когда у Плутарха, греческого писателя, писавшего жизнь Пифагора, спрашивали, почему и зачем Пифагор не
ел мяса, Плутарх отвечал, что его не то удивляет, что Пифагор не
ел мяса, а удивляет то, что еще теперь люди, которые могут сытно питаться зернами, овощами и плодами, ловят живые существа, режут их и
едят.
Мы удивляемся на то, что
были люди, которые
ели мясо убитых людей, и что
есть еще и теперь такие в Африке. Но подходит время,
когда будут так же удивляться на то, как могли люди убивать животных и
есть их.
Борьба с половой похотью — самая трудная борьба, и нет положения и возраста, кроме первого детства и самой глубокой старости,
когда человек
был бы свободен от нее. И потому взрослому и не старому еще человеку, как мужчине, так и женщине, надо всегда
быть настороже против врага, выжидающего только удобного случая нападения.
Как в пище приходится людям в воздержании учиться у животных —
есть только,
когда голоден, и не переедать,
когда сыт, так приходится людям и в половом общении учиться у животных: так же, как животные, воздерживаться до полной зрелости, приступать к общению только тогда,
когда неудержимо влечешься к нему, и воздерживаться от полового общения, как только появился зародыш.
Хорошее, достигающее своей цели, питание бывает только тогда,
когда человек не
ест больше того, что может переварить его желудок.
Но чувство это законно только тогда,
когда соединенные браком супруги стараются воспитать детей так, чтобы они не
были помехой делу божьему, а работниками его.
Во всей животной жизни, и особенно в рождении детей, человеку надо
быть выше скота, а никак уже не ниже его. Люди же именно в этом самом большею частью ниже животного. Животные сходятся самец с самкой только тогда,
когда от них может
быть плод. Люди же, мужчина с женщиной, сходятся ради удовольствия, не думая о том,
будут или не
будут от этого дети.
Монах сделал так, как ему
было сказано, и
когда вернулся, старец спросил его...
Сначала,
когда были рабы, доказывалось, что бог определил положения людей — рабов и господ, и те и другие должны
быть довольны своим положением, так как рабам
будет лучше на том свете; господа же должны
быть милостивы к рабам; потом же,
когда рабы
были освобождены, доказывалось, что богатство вверено богом одним людям для того, чтобы они употребляли часть его на благие дела.
«Не заботьтесь и не хлопочите, не говорите, что надо подумать о том, что
будем есть и чем оденемся. Это всем людям нужно, и бог знает эту нужду вашу. Так и не заботьтесь о будущем. Живите настоящим днем. Заботьтесь о том, чтобы
быть в воле отца. Желайте того, что одно важно, а остальное всё само прийдет. Старайтесь только
быть в воле отца. Так и не заботьтесь о будущем.
Когда прийдет будущее, тогда
будет и забота».
Человек обидел тебя, ты рассердился на него. Дело прошло. Но в сердце у тебя засела злоба на этого человека, и
когда ты думаешь о нем, ты злишься. Как будто дьявол, который стоит всегда у двери твоего сердца, воспользовался тем часом,
когда ты почувствовал к человеку злобу, и открыл эту дверь, вскочил в твое сердце и сидит в нем хозяином. Выгони его. И вперед
будь осторожнее, не отворяй той двери, через которую он входит.
«
Будь осторожен,
когда хочешь в человеке бить по дьяволу, — как бы не задеть в нем бога». Это значит то, что, осуждая человека, не забывай того, что в нем дух божий.
Когда сердишься на кого-нибудь, то обыкновенно ищешь оправданий своему сердцу и стараешься видеть только дурное в том, на кого сердишься. И этим усиливаешь свое недоброжелательство. А надо совсем напротив: чем больше сердишься, тем внимательнее искать всего того хорошего, что
есть в том, на кого сердишься, и если удастся найти хорошее в человеке и полюбить его, то не только ослабишь свое сердце, но и почувствуешь особенную радость.
Когда видишь людей, всегда всем недовольных, всех и всё осуждающих, хочется сказать им: «Ведь вы не затем живете, чтобы понять нелепость жизни, осудить ее, посердиться и умереть. Не может этого
быть. Подумайте: не сердиться вам надо, не осуждать, а трудиться, чтобы исправить то дурное, которое вы видите.
Прежде всего смирением:
когда знаешь свою слабость, не
будешь сердиться за то, что другие указывают на нее.
Человек считает себя лучше других людей только тогда,
когда он живет телесной жизнью. Тело одно может
быть сильнее, больше, лучше другого, но если человек живет духовной жизнью, то ему нельзя считать себя лучше других, потому что душа одна и та же у всех.
От этого-то богатые люди и преследовали первых христиан, и от этого-то и сделалось то, что,
когда стало ясно, что истину нельзя уже скрывать, богатые извратили христианское учение так, что учение это перестало
быть истинным христианским, а сделалось служителем богатых.
Хорошо
было еврею, греку, римлянину не только отстаивать независимость своего народа убийством, но и убийством же подчинять себе другие народы,
когда он твердо верил тому, что его народ один настоящий, хороший, добрый, любимый богом народ, а все остальные — филистимляне, варвары.
Не раз видел я под Севастополем,
когда во время перемирия сходились солдаты русские и французские, как они, не понимая слов друг друга, все-таки дружески, братски улыбались, делая знаки, похлопывая друг друга по плечу или брюху. Насколько люди эти
были выше тех людей, которые устраивали войны и во время войны прекращали перемирие и, внушая добрым людям, что они не братья, а враждебные члены разных народов, опять заставляли их убивать друг друга.