Неточные совпадения
30) Для человека, понимающего свою жизнь так,
как она только и может быть понимаема, всё большим и большим соединением своей души со всем живым любовью и сознанием своей божественности — с богом, достигаемым только усилием в настоящем, не может быть вопроса о том, что будет с его душою после
смерти тела. Душа не была и не будет, а всегда естьв настоящем. О том же,
как будет сознавать себя душа после
смерти тела, не дано знать человеку, да и не нужно ему.
«Истинно, истинно говорю вам: слушающий слово мое и верующий в пославшего меня имеет жизнь вечную, и на суд не приходит, но перешел от
смерти в жизнь. Истинно, истинно говорю вам: наступает время и настало уже, когда мертвые услышат глас сына божия и услышавши оживут. Ибо
как отец имеет жизнь в самом себе, так и сыну дал иметь жизнь в самом себе».
Нет такого крепкого и здорового тела, которое никогда не болело бы; нет таких богатств, которые бы не пропадали; нет такой власти, которая не кончалась бы. Всё это непрочно. Если человек положит жизнь свою в том, чтобы быть здоровым, богатым, важным человеком, если даже он и получит то, чего добивается, он все-таки будет беспокоиться, бояться и огорчаться, потому что будет видеть,
как всё то, во что он положил жизнь, уходит от него, будет видеть, что он сам понемногу стареется и приближается к
смерти.
Каждый человек знает в себе две жизни: телесную и духовную. Телесная жизнь,
как только дойдет до полноты, так начинает ослабевать. И всё больше и больше слабеет и приходит к
смерти. Духовная же жизнь, напротив, от рождения до
смерти всё растет и крепнет.
Надо уважать всякого человека,
какой бы он ни был жалкий и смешной. Надо помнить, что во всяком человеке живет тот же дух,
какой и в нас. Даже тогда, когда человек отвратителен и душой и телом, надо думать так: «Да, на свете должны быть и такие уроды, и надо терпеть их». Если же мы показываем таким людям наше отвращение, то, во-первых, мы несправедливы, а во-вторых, вызываем таких людей на войну не на живот, а на
смерть.
И святой сказал: «Ничего из этого не желаю, потому что господу богу подобает избавлять людей от того, что он посылает им: от нужды и страданий, от болезней и от преждевременной
смерти. Любви же от людей я боюсь. Боюсь,
как бы любовь людская не соблазнила меня, не помешала мне в одном главном моем деле, в том, чтобы увеличить в себе любовь к богу и к людям».
Мы путаемся в мыслях о будущей жизни. Мы спрашиваем себя, что будет после
смерти? Но ведь об этом нельзя спрашивать, — нельзя спрашивать потому, что жизнь и будущее — это противоречие: жизнь только в настоящем. Нам кажется, что она была и будет, — а жизнь только есть. Надо решать не вопрос о будущем, а о том,
как жить в настоящем, сейчас.
Он видит,
как на его глазах нынче, завтра берет
смерть то того, то другого, и понимает, что то же самое может всякую минуту с ним случиться и рано или поздно наверное будет.
По учению Христа,
как виноградари, живя в саду, не ими обработанном, должны понимать и чувствовать, что они в неоплатном долгу перед хозяином, так точно и люди должны понимать и чувствовать, что со дня рождения и до
смерти они всегда в неоплатном долгу перед кем-то, перед жившими до них, теперь живущими и имеющими жить, и перед тем, что было, есть и будет началом всего.
Спокойствие, свобода, радость жизни, бесстрашие
смерти даются только тому, кто признает себя в этой жизни не чем иным,
как только работником хозяина.
Оставьте эту надежду, если когда-либо вы и были так легкомысленны, что имели ее. Вы выпьете чашу до последней капли. Вас возьмут,
как воров; против вас будут искать ложных свидетельств, а на то, которое вы сами о себе дадите, подымется крик: он богохульствует! И судьи скажут: он достоин
смерти. Когда это случится, радуйтесь: это последнее знамение, — знамение того, что вы сделали настоящее, нужное дело.
Мы знаем, что когда гремит гром, то молния уже ударила, и потому гром не может убить, а все-таки мы всегда вздрагиваем от громового удара. То же и с
смертью. Не разумеющему смысл жизни человеку кажется, что со
смертью погибает всё, и он так боится ее и прячется от нее,
как глупый человек прячется от громового удара, тогда
как удар этот уже никак не может убить его.
Время скрывает
смерть.
Как только живешь во времени, то не можешь представить себе его прекращение.
Причина, почему представление о
смерти не оказывает того действия,
какое оно могло бы оказать, заключается в том, что мы, по своей природе, в качестве деятельных существ, по-настоящему совсем не должны думать о
смерти.
И страдания и
смерть,
как пугала, со всех сторон ухают на него и загоняют на одну открытую ему дорогу человеческой жизни, подчиненной закону разума и выражающейся в любви.
Жизнь не имеет ничего общего со
смертью. Поэтому-то, вероятно, всегда и возрождается в нас нелепая надежда, затемняющая разум и заставляющая сомневаться в верности нашего знания о неизбежности
смерти. Телесная жизнь стремится упорствовать в бытии. Она повторяет,
как попугай в басне, даже в минуту, когда его душат: «Это, это ничего!»
Человек,
как животное, противится
смерти, но благодаря разуму он всегда может заменить это противление не только покорностью, но и согласием.
Ты боишься
смерти, но подумай о том, что бы было с тобой, если бы ты должен был вечно жить таким,
каким ты есть?
Так же неразумно желать
смерти,
как и бояться ее.
Разумная жизнь подобна человеку, несущему далеко перед собой фонарь, освещающий его путь. Такой человек никогда не доходит до конца освещенного места, — освещенное место всегда идет впереди его. Такова разумная жизнь, и только при такой жизни нет
смерти, потому что фонарь не переставая освещает до последней минуты, и уходишь за ним так же спокойно,
как и во всё продолжение жизни.
Сын живет в отцовском доме всегда, а поденщик только на время. И потому сын будет жить не так,
как поденщик, будет заботиться об отцовском доме, а не думать,
как поденщик, только о том, чтобы получить свою плату. Если человек верит, что жизнь его не кончается со
смертью, то он будет жить,
как сын в доме отца. Если же жизнь только та,
какая есть в этом мире, то он будет жить
как поденщик, стараясь воспользоваться всем, что можно в этой жизни.
И всякому человеку надо прежде всего решить вопрос, сын ли он хозяина или поденщик, совсем или не совсем он умирает со
смертью тела. Когда же человек поймет, что есть в нем то, что смертно, есть и то, что бессмертно, то ясно, что и заботиться он будет в этой жизни больше о том, что бессмертно, чем о том, что смертно, — будет жить не
как работник, а
как хозяйский сын.
Смерть неизбежна для всего рожденного так же,
как и рождение неизбежно для всего смертного. Поэтому не должно сетовать на то, что неизбежно. Прежнее состояние существ неизвестно, среднее состояние очевидно, будущее состояние не может быть познано, — о чем же заботиться и беспокоиться? Некоторые люди смотрят на душу,
как на чудо, а другие говорят и слушают про нее с удивлением, но никто ничего не знает про нее.
С тех пор,
как люди стали думать, они признали, что ничто так не содействует нравственной жизни людей,
как памятование о телесной
смерти. Ложно же направленное врачебное искусство ставит себе целью избавлять людей от
смерти и научает их надеяться на избавление от телесной
смерти, на удаление от себя мысли о телесной
смерти и тем лишает людей главного побуждения к нравственной жизни.
Для того, чтобы жить и не мучиться, надо надеяться на радости впереди себя. А
какая же может быть надежда радости, когда впереди только старость и
смерть?
Как же быть? А так: чтобы полагать свою жизнь не в телесных благах, а в духовных, не в том, чтобы становиться ученее, богаче, знатнее, а в том, чтобы становиться всё добрее и добрее, любовнее и любовнее, всё больше и больше освобождаться от тела, — тогда и старость и
смерть станут не пугалом и мучением, а тем самым, чего желаешь.
Люди боятся
смерти и желают жить
как можно дольше. Но если
смерть есть несчастье, то не всё ли равно умереть через 30 или через 300 лет? Много ли радости для приговоренного к
смерти в том, что товарищей его казнят через три дня, а его через 30 дней?
Я отыскивал его в истории человечества и в моем собственном сознании, и я пришел к ненарушимому убеждению, что
смерти не существует; что жизнь не может быть иная,
как только вечная; что бесконечное совершенствование есть закон жизни, что всякая способность, всякая мысль, всякое стремление, вложенное в меня, должно иметь свое практическое развитие; что мы обладаем мыслями, стремлениями, которые далеко превосходят возможности нашей земной жизни; что то самое, что мы обладаем ими и не можем проследить их происхождения от наших чувств, служит доказательством того, что они происходят в нас из области, находящейся вне земли, и могут быть осуществлены только вне ее; что ничто не погибает здесь на земле, кроме видимости, и что думать, что мы умираем, потому что умирает наше тело, — всё равно что думать, что работник умер потому, что орудия его износились.
Я не помню ничего о себе до моего рождения и потому думаю, что и после
смерти не буду ничего помнить о своей теперешней жизни. Если будет жизнь после
смерти, то такая,
какую я не могу представить себе.
Люди спрашивают: что будет после
смерти? На это надо ответить так: если ты точно не языком, а сердцем говоришь: да будет воля твоя,
как на земле, так и на небе, то есть
как во временной этой жизни, так и во вневременной, и знаешь, что воля его есть любовь, то тебе нечего и думать о том, что будет после
смерти.
Как от огня топится воск в свече, так от жизни души уничтожается жизнь тела. Тело сгорает на огне духа и сгорает совсем, когда приходит
смерть.
Смерть уничтожает тело так же,
как строители уничтожают леса, когда здание готово.
Можно смотреть на жизнь,
как на сон, а на
смерть, —
как на пробуждение.
Тебе страшна большая перемена,
какая будет при
смерти в твоем теле.
Но
как бы много он ни любил, он не может уйти из своих пределов и только в
смерти видит возможность разрушения их.
Как же после этого бояться
смерти?
Всё открывается, пока живешь,
как будто всё выше и выше равномерно подвигаешься по равным ступеням. Но наступает
смерть, и вдруг или перестает открываться то, что открывалось, или тот, кому открывалось, перестает видеть то, что открывалось прежде, потому что он видит что-то новое, совершенно другое.
Ничего, кроме
смерти впереди, и ничего, кроме исполнения должного сейчас!
Как это кажется безрадостно и страшно! А между тем положи свою жизнь только в этом: во всё большем и большем сейчас соединении любовью с людьми и богом, и то, что казалось страшным, сделается лучшим, ненарушимым благом.