Неточные совпадения
30) Для человека, понимающего свою жизнь так, как она только и может быть понимаема,
всё большим и большим соединением своей души
со всем живым любовью и сознанием своей божественности — с богом, достигаемым только усилием в настоящем, не может быть вопроса о
том, что будет с его душою после смерти тела. Душа не была и не будет, а всегда естьв настоящем. О
том же, как будет сознавать себя душа после смерти тела, не дано знать человеку, да и не нужно ему.
Не дано знать этого человеку для
того, чтобы он душевные силы свои напрягал не на заботу о положении своей отдельной души в воображаемом другом, будущем мире, а только на достижение в этом мире, сейчас, вполне определенного и ничем не нарушаемого блага соединения
со всеми живыми существами и с богом.
Настоящая вера не в
том, чтобы знать, в какие дни есть постное, в какие ходить в храм и какие слушать и читать молитвы, а в
том, чтобы всегда жить доброю жизнью в любви
со всеми, всегда поступать с ближними, как хочешь, чтобы поступали с тобой.
Хорошо бывает человеку подумать о
том, что он такое
со своим телом. Тело это кажется большим, если сравнить его с блохой, и крошечным, если сравнить его с землей. Хорошо подумать еще о
том, что и земля-то
вся наша — песчинка в сравнении с солнцем, и солнце — песчинка в сравнении с звездой Сириусом, а Сириус — ничто в сравнении с другими, еще бóльшими звездами, и так без конца.
Быть в единении с людьми это большое благо, но как сделать так, чтобы соединиться
со всеми? Ну, я соединяюсь с своими семейными, а с остальными как же? Ну, соединяюсь с своими друзьями,
со всеми русскими,
со всеми единоверцами. Ну, а как же с
теми, кого я не знаю, с другими народами, с иноверцами? Людей так много, и
все они такие разные. Как же быть?
Один способ познания разделяет нас друг от друга непробиваемой стеной, другой убирает стену, и мы сливаемся в одно
со всеми. Один способ научает нас признавать
то, что
все другие существа не «я», а другой учит
тому, что
все существа
то же «я», какое мы сознаем собою.
Чем больше живет человек для души,
тем ближе он чувствует себя
со всеми живыми существами. Живи для тела, и ты один среди чужих; живи для души, и тебе
все родня.
Нужно всегда помнить, что в каждом человеке
та же душа, что и во мне, и что поэтому обращаться с людьми надо
со всеми одинаково, с осторожностью и уважением.
Если человек не видит в каждом ближнем
тот же дух, который соединяет его
со всеми людьми мира, он живет, как во сне. Только
тот проснулся и живет по-настоящему, кто во всяком ближнем видит и себя и бога.
Если войдет тебе в голову мысль о
том, что
всё, что ты думал о боге, неправда, что нет бога, — не смущайся этим, а знай, что это было и бывает
со всеми людьми. Но не думай только
того, что если ты перестал верить в
того бога, в которого ты верил,
то это сделалось оттого, что нет бога. Если ты не веришь в
того бога, в которого верил,
то это только оттого, что в вере твоей было что-нибудь неправильное.
Всякий старается сделать себе как можно больше добра, а самое большое добро на свете в
том, чтобы быть в любви и согласии
со всеми людьми.
Когда тебе тяжело, когда ты боишься людей, когда жизнь твоя запуталась, скажи себе: давай перестану заботиться о
том, что
со мною будет, буду любить
всех тех, с кем схожусь, и больше ничего, а там будь что будет. Только попробуй жить так, и увидишь, как вдруг
всё распутается, и тебе нечего будет ни бояться, ни желать.
Представить себе, что люди живут одной животной жизнью, не борются
со своими страстями, — какая бы была ужасная жизнь, какая бы была ненависть
всех против
всех людей, какое бы было распутство, какая жестокость! Только
то, что люди знают свои слабости и страсти и борются с своими грехами, соблазнами и суевериями, делает
то, что люди могут жить вместе.
Безгрешно
то, в чем нет сознания единого с богом и
со всем живым духа. От этого безгрешно животное, растение.
Вся христианская мораль в практическом ее приложении сводится к
тому, чтобы считать
всех братьями,
со всеми быть равным, а для
того, чтобы исполнить это, надо прежде
всего перестать заставлять других работать на себя, а при нашем устройстве мира — пользоваться как можно менее работой, произведениями других, —
тем, что приобретается за деньги, — как можно менее тратить денег, жить как можно проще.
Все люди признают
со временем истину, давно уже постигнутую передовыми людьми
всех народов, а именно
ту, что главная добродетель человечества состоит в подчинении законам высшего существа.
Кто не работает землю,
тому земля говорит: за
то, что ты не работаешь меня правой и левой рукой, вечно будешь ты стоять у чужих дверей вместе
со всеми попрошайками, вечно будешь пользоваться отбросами богатых.
Если человек горд,
то он выделяет себя от других людей и этим лишает себя лучшей радости жизни — свободного и радостного общения
со всеми людьми.
Не верь
тому, что равенство невозможно или что оно может быть только в далеком будущем. Учись у детей. Оно сейчас может быть для каждого человека и для этого не нужно никаких законов. Ты сам в своей жизни можешь установить равенство
со всеми людьми, с которыми сходишься. Только не оказывай особенного уважения
тем, которые себя считают великими и высокими, а, главное, оказывай такое же, как ко
всем, уважение
тем, которых считают маленькими и низкими.
Церковные учителя прямо не признают заповеди непротивления обязательною, учат
тому, что она необязательна и что можно и есть случаи, когда должно отступать от нее, и вместе с
тем не смеют сказать, что они не признают эту простую, ясную заповедь, неразрывно связанную
со всем учением Христа, учением кротости, смирения, покорного несения креста, самоотвержения и любви к врагам, — заповедь, без которой
всё учение становится пустыми словами.
Если же меня люди обидят невинно, тогда мне еще лучше, потому что тогда
со мной случается
то, что случилось
со всеми святыми людьми, и если я поступаю так же, как поступают эти
все люди,
то становлюсь похож на них.
А между
тем это совершается во
всех странах
со всеми людьми всякий день, — совершается
то, что несколько людей властвуют над ста тысячами деревень и лишают их свободы; кто бы поверил этому, если бы только слышал, а не видел это.
Со всеми людьми, обращающимися к науке нашего времени не для удовлетворения праздного любопытства и не для
того, чтобы играть роль в науке, писать, спорить, учить, и не для
того, чтобы кормиться наукою, а обращающимися к ней с прямыми, простыми, жизненными вопросами, случается
то, что наука отвечает им на тысячи разных очень хитрых и мудреных вопросов, но только не на
тот один вопрос, на который всякий разумный человек ищет ответа: на вопрос о
том, что я такое и как мне жить.
Для
того, чтобы жизнь была не горем, а сплошною радостью, надо всегда быть добрым
со всеми, — и людьми и животными. А чтобы быть всегда добрым, надо приучать себя к этому. А чтобы приучить себя к этому, надо не пропускать ни одного своего недоброго поступка, не упрекнув себя за него.
И мудрец ответил: «Дело самое важное —
то, чтобы быть в любви
со всеми людьми, потому что в этом дело жизни всякого человека.
Люди говорят: «Нельзя жить, если мы не знаем
того, что нас ожидает. Надо готовиться к
тому, что будет». Это неправда. Настоящая хорошая жизнь бывает именно тогда, когда не думаешь о
том, что будет с моим телом, а только о
том, что мне для своей души нужно сейчас. А для души нужно только одно: делать
то, что соединяет мою душу
со всеми людьми и с богом.
Предназначенный нам труд мы должны выполнять честно и безукоризненно,
всё равно, надеемся ли мы
со временем стать ангелами, или верим в
то, что мы когда-то были слизняками.
Стоит на минуту отрешиться от привычной жизни и взглянуть на нашу жизнь
со стороны, чтобы увидеть, что
всё, что мы делаем для мнимого обеспечения нашей жизни, мы делаем совсем не для
того, чтобы обеспечить нашу жизнь, а только для
того, чтобы, занимаясь этим воображаемым обеспечением, забывать о
том, что жизнь наша никогда и ничем не обеспечена.
По учению Христа, как виноградари, живя в саду, не ими обработанном, должны понимать и чувствовать, что они в неоплатном долгу перед хозяином, так точно и люди должны понимать и чувствовать, что
со дня рождения и до смерти они всегда в неоплатном долгу перед кем-то, перед жившими до них, теперь живущими и имеющими жить, и перед
тем, что было, есть и будет началом
всего.
Если бы какое-нибудь божество предложило нам, людям, совершенно убрать из нашей жизни всякую горесть
со всеми поводами к ней,
то на первый раз мы впали бы, наверное, в великое искушение принять предложение.
Огонь и разрушает и греет. Так же и болезнь. Когда здоровый стараешься жить хорошо,
то делаешь это с усилием. В болезни же сразу облегчается
вся эта тяжесть мирских соблазнов, и сразу делается легко, и становится даже страшно думать, как это знаешь по опыту, что как только пройдет болезнь, тяжесть эта
со всей силой опять наляжет на тебя.
Мы знаем, что когда гремит гром,
то молния уже ударила, и потому гром не может убить, а все-таки мы всегда вздрагиваем от громового удара.
То же и с смертью. Не разумеющему смысл жизни человеку кажется, что
со смертью погибает
всё, и он так боится ее и прячется от нее, как глупый человек прячется от громового удара, тогда как удар этот уже никак не может убить его.
Сын живет в отцовском доме всегда, а поденщик только на время. И потому сын будет жить не так, как поденщик, будет заботиться об отцовском доме, а не думать, как поденщик, только о
том, чтобы получить свою плату. Если человек верит, что жизнь его не кончается
со смертью,
то он будет жить, как сын в доме отца. Если же жизнь только
та, какая есть в этом мире,
то он будет жить как поденщик, стараясь воспользоваться
всем, что можно в этой жизни.
И всякому человеку надо прежде
всего решить вопрос, сын ли он хозяина или поденщик, совсем или не совсем он умирает
со смертью тела. Когда же человек поймет, что есть в нем
то, что смертно, есть и
то, что бессмертно,
то ясно, что и заботиться он будет в этой жизни больше о
том, что бессмертно, чем о
том, что смертно, — будет жить не как работник, а как хозяйский сын.
И в
то же время вряд ли существовал когда-нибудь на земле хотя бы один нравственный человек, который мог бы примириться с мыслью, что
со смертью
всё кончается, и чей благородный образ мыслей не возвысился бы до надежды на будущую жизнь.
Если смерть есть полное уничтожение сознания и подобна глубокому сну без сновидений,
то смерть — несомненное благо, потому что пускай каждый вспомнит проведенную им ночь в таком сне без сновидений и пусть сравнит с этой ночью
те другие ночи и дни
со всеми их страхами, тревогами и неудовлетворенными желаниями, которые он испытывал и наяву и в сновидениях, и я уверен, что всякий не много найдет дней и ночей счастливее ночи без сновидений.
Для меня важно одно: знать, чего бог хочет от меня. А это выражено вполне ясно и во
всех религиях и в моей совести, и потому мое дело в
том, чтобы выучиться исполнять
всё это и на это направить
все мои силы, твердо зная, что, если я посвящу свои силы на исполнение воли хозяина, он не оставит меня и
со мной будет
то самое, что должно быть и что хорошо для меня.
Только тогда и радостно умирать, когда устанешь от своей отделенности от мира, когда почувствуешь
весь ужас отделенности и радость если не соединения
со всем,
то хотя бы выхода из тюрьмы здешней отделенности, где только изредка общаешься с людьми перелетающими искрами любви. Так хочется сказать: — Довольно этой клетки. Дай другого, более свойственного моей душе, отношения к миру. — И я знаю, что смерть даст мне его. А меня в виде утешения уверяют, что и там я буду личностью.