Неточные совпадения
Когда человек узнает истинную веру, с ним делается
то же, что с человеком, засветившим свет в темной горнице. Всё
становится ясно и на душе весело.
Христос открыл людям
то, что вечное не
то же, что будущее, но что вечное, невидимое живет в нас сейчас в этой жизни, что мы
становимся вечными, когда соединяемся с
тем богом духом, в котором всё живет и движется.
Но всегда и везде ложные учителя поучали людей
тому, чтобы признавать богом
то, что не есть бог, и законом бога
то, что не есть закон бога. И люди верили ложным учениям и удалились от истинного закона жизни и от исполнения истинного закона его, и жизнь людей
становилась от этого труднее и несчастнее.
Не надо думать, что вера истинна оттого, что она старая. Напротив, чем дольше живут люди,
тем всё яснее и яснее
становится им истинный закон жизни. Думать, что нам в наше время надо верить
тому же самому, чему верили наши деды и прадеды, — это всё равно, что думать, что, когда ты вырос, тебе будет впору твоя детская одежа.
И что дальше шел,
то хуже и хуже
становилась дорога, и всё труднее и труднее было идти.
Если только человек
станет точно повиноваться этому голосу, примет его в себя так, что не будет в мыслях отделять себя от него, он почувствует, что этот голос и он одно и
то же.
Для
того, чтобы увидать истинный свет, каков он есть, надо самому
стать истинным светом.
Вполне понятен
становится нам
тот божественный дух, которым мы живем, только тогда, когда мы любим ближних.
Если человек хочет отличиться от других богатством, почетом, чинами,
то сколько бы он ни возвеличивался, ему никогда не будет довольно, и он никогда не будет спокоен и радостен. Если же он поймет, что в нем живет
то божественное начало, которое живет во всех людях,
то он тотчас же
станет и спокоен и радостен, в каком бы он ни был положении, потому что будет понимать, что в нем есть
то, что выше всего на свете.
Сознавая в своем отдельном теле духовное и нераздельное существо — бога и видя
того же бога во всем живом, человек спрашивает себя: для чего бог, существо духовное, единое и нераздельное, заключил себя в отдельные тела существ, и в меня и в тела отдельных существ? Для чего существо духовное и единое как бы разделилось само в себе? Для чего духовное и нераздельное
стало отдельным и телесным? Для чего бессмертное связало себя с смертным?
Человеку, пока он живет животной жизнью, кажется, что если он отделен от других людей,
то это так и надо и не может быть иначе. Но как только человек начнет жить духовно, так ему
становится странно, непонятно, даже больно, зачем он отделен от других людей, и он старается соединиться с ними. А соединяет людей только любовь.
Жизнь каждого человека только в
том, чтобы
становиться с каждым годом, месяцем, днем всё лучше и лучше. И чем люди
становятся лучше,
тем они ближе соединяются друг с другом. А чем ближе соединяются люди,
тем жизнь их лучше.
Пчеле, чтобы жить по своему закону, надо летать, змее ползать, рыбе плавать, а человеку любить. И потому, если человек, вместо
того чтобы любить людей, делает зло людям, он поступает так же странно, как если бы птица
стала плавать, а рыба — летать.
Кто говорит, что он во свете, а ненавидит брата своего,
тот еще во
тьме. Кто любит брата своего,
тот пребывает во свете, и нет в нем соблазна. А кто ненавидит брата своего,
тот находится во
тьме и во
тьме ходит и не знает, куда идет, потому что
тьма ослепила ему глаза…
Станем любить не словом или языком, но делом и истиной. И вот по чему узнаем, что мы от истины, и успокаиваем сердца наши.
И чем старше
становится человек,
тем всё чаще слышит он эти два несогласных голоса: один — голос тела, а другой — голос духа. И хорошо будет
тому человеку, который приучит себя слушаться голоса души, а не голоса тела.
Здесь уже человек этот наказан
тем, что с каждым новым грехом он всё больше и больше отдаляется от истинного блага — любви и
становится всё меньше и меньше радостным.
Всё равно как пьяница, будет ли он или не будет наказан за свое пьянство от людей, он уже всегда наверное наказан, кроме головной боли и похмелья, уже
тем, что чем чаще он напивается,
тем телу и душе его
становится всё хуже и хуже.
Всякая ошибка, всякий грех, когда ты в первый раз его сделал, связывает тебя. Но когда только что сделал его, он связывает тебя легко, как паутина. Если же повторишь
тот же грех, паутина
становится ниткой, потом бечевкой. Если еще и еще повторяешь
тот же грех, она затягивает тебя сначала веревкой, а потом и цепью.
С
тех пор как есть люди, разумные существа, они различали добро от зла и пользовались
тем, что до них в этом различении сделали люди, — боролись со злом, искали истинный наилучший путь и медленно, но неотступно подвигались на этом пути. И всегда, заграждая этот путь,
становились перед людьми различные соблазны, суеверия и ложные учения, говорившие людям, что этого не нужно делать, что не нужно ничего искать, что им и так хорошо и нужно жить, как живется.
Сократ сам воздерживался от всего
того, что едят не для утоления голода, а для вкуса, и уговаривал своих учеников делать так же. Он говорил, что не только для тела, но и для души большой вред от лишней еды или питья, и советовал выходить из-за стола, пока еще есть хочется. Он напоминал своим ученикам сказку о мудром Улиссе: как волшебница Цирцея не могла заколдовать Улисса оттого только, что он не
стал объедаться, а товарищей его, как только они набросились на ее сладкие кушанья, всех обратила в свиней.
То, что разумному существу, человеку, несвойственно предаваться сластолюбию, а свойственно всегда бороться с ним, всякий может на опыте узнать из
того, что чем больше человек удовлетворяет требованиям тела,
тем слабее
становятся его духовные силы. И наоборот. Великие мудрецы и святые были воздержны и целомудренны.
Убеждение это до такой степени
стало общим и твердым, что родители, по совету врачей, устраивают разврат для своих детей; правительства же, единственный смысл которых состоит в заботе о благосостоянии своих граждан, учреждают разврат,
то есть разрешают существование сословия женщин, долженствующих погибать телесно и душевно для удовлетворения распущенности мужчин.
Когда на бракосочетание смотрят как на освобождение со времени совершения брака от стремления к целомудрию,
то брак
становится не средством ограничения похоти, а, напротив, поощрением ее. К сожалению, именно так и смотрит на брак большинство людей.
Если бы люди достигли совершенства и
стали бы целомудренны, род человеческий прекратился бы, и незачем ему было бы жить на земле, потому что люди
стали бы как ангелы, которые не женятся и замуж не идут, как это сказано в евангелии. Но пока люди не достигли совершенства, они должны производить потомство, для
того, чтобы потомство это, совершенствуясь, достигало
того совершенства, которого должны достигнуть люди.
Для людей, смотрящих на плотскую любовь как на удовольствие, рождение детей потеряло свой смысл и, вместо
того чтобы быть целью и оправданием супружеских отношений,
стало помехой для приятного продолжения удовольствий, и потому и вне брака и в браке
стало распространяться употребление средств, лишающих женщину возможности деторождения. Такие люди лишают себя не только
той единственной радости и искупления, которые даются детьми, но и человеческого достоинства и образа.
«Кто имеет достаток в мире, но, видя брата своего в нужде, затворяет от него сердце свое, — как пребывает в
том любовь божия? Дети мои!
станем любить не словом или языком, но делом и истиной».
Не думай, что добродетель в храбрости и силе: если ты можешь
стать выше гнева, простить и полюбить
того, кто обидел тебя,
то ты делаешь лучшее, что можешь сделать человеку.
Человек бранит, оскорбляет тебя — не поддавайся ему, не
становись на
тот путь, на который он хочет завести тебя, не делай
того же, что он.
Без любви можно обращаться только с вещами: без любви можно рубить деревья, делать кирпичи, ковать железо, но с людьми нельзя обращаться без любви, так же как нельзя обращаться с пчелами без осторожности. Свойство пчел таково, что если
станешь обращаться с ними без осторожности,
то им повредишь и себе.
То же с людьми.
Но ты скажешь, что у человека есть разум для
того, чтобы он мог сознавать и исправлять свои пороки. Это верно.
Стало быть, и у тебя есть разум, и ты можешь обсудить
то, что тебе не сердиться надо на человека за его пороки, а, напротив, постараться разумным и добрым обхождением без гнева, нетерпения и надменности пробудить в человеке его совесть.
Если ты будешь постоянно помнить это,
то ты ни на кого не
станешь сердиться, никого не будешь ни попрекать, ни бранить, потому что если человеку точно лучше делать
то, что тебе неприятно,
то он прав и не может поступать иначе. Если же он ошибается и делает
то, что для него не лучше, а хуже,
то ему же хуже, и можно о нем сожалеть, но нельзя на него сердиться.
Капля за каплей наполняется ведро; так и человек
становится полон зла, хотя бы он собирал его понемногу, если он позволяет себе сердиться на людей. Зло возвращается на
того, кто его сделал, так же как пыль, брошенная против ветра.
Главное дело жизни в улучшении своей души. Гордый же человек считает себя всегда вполне хорошим. От этого-то гордость особенно вредна. Она мешает человеку в главном деле жизни людей, в
том, чтобы
становиться лучше.
То же бывает с гордецами. Они и далеко отстают от
тех, кто не поднимает себя выше своего роста, и, кроме
того, часто сваливаются с своих ходуль и
становятся посмешищем.
Одна из самых древних и самых глубоких по мысли вер была вера индусов. Причиной
того, что она не
стала верой всемирной и не дала для жизни людей
тех плодов, какие она могла дать, было
то, что учителя ее признали людей неравными и разделили их на касты. Для людей, признающих себя неравными, не может быть истинной веры.
От этого-то богатые люди и преследовали первых христиан, и от этого-то и сделалось
то, что, когда
стало ясно, что истину нельзя уже скрывать, богатые извратили христианское учение так, что учение это перестало быть истинным христианским, а сделалось служителем богатых.
Жить и переродиться духом вы можете так же, как и я;
стало быть, вам нужно быть такими же, как я, для
того, чтобы быть важнее, больше других.
Принуждающий нас силой как бы лишает нас наших прав, и мы потому ненавидим его. Как благодетелей наших, мы любим
тех, кто умеет убедить нас. Не мудрый, а грубый, непросвещенный человек прибегает к насилию. Чтобы употребить силу, надо многих соучастников; чтобы убедить, не надо никаких.
Тот, кто чувствует достаточно силы в самом себе, чтобы владеть умами, не
станет прибегать к насилию. Государство прибегает именно потому, что оно сознает свое бессилие убедить людей в своей необходимости.
Всякий по себе знает, как трудно изменить свою жизнь и
стать таким, каким хотел бы быть. Когда же дело идет о других,
то кажется, что стоит только приказать и припугнуть, и другие сделаются такими, какими мы хотим, чтобы они были.
И толпа повторяет, и что ужаснее всего, это
то, что повторяет искренно: «Что
станет с человечеством, если война и смертная казнь вдруг будут отменены?!»
Ничего нет, кроме
того, что положение народов
становится всё хуже и хуже. И всё же насилие остается богом толпы. Перед его залитым запекшейся кровью алтарем человечество как будто порешило преклоняться вовеки под звук барабана, иод грохот орудий и под стон окровавленного человечества.
Ничто так не мешает улучшению жизни людей, как
то, что они хотят улучшить свою жизнь делами насилия. Насилие же людей над людьми более всего отвлекает людей от
того одного, что может улучшить их жизнь, а именно от
того, чтобы стараться самим
становиться лучше.
Если ты видишь, что устройство общества дурно, и ты хочешь исправить его,
то знай, что для этого есть только одно средство:
то, чтобы все люди
стали лучше; а для
того, чтобы люди
стали лучше, в твоей власти только одно: самому сделаться лучше.
Жизнь наша
стала бы прекрасна, если бы мы только увидали
то, что нарушает наше благо. А нарушает наше благо более всего суеверие о
том, что насилие может дать его.
Если я вижу, например, что один человек намерен убить другого,
то лучшее, что я могу сделать, это поставить самого себя на место убиваемого и защитить, накрыть собою человека и, если можно, спасти, утащить, спрятать его, — всё равно как я
стал бы спасать человека из пламени пожара или утопающего: либо самому погибнуть, либо спасти.
Церковные учителя прямо не признают заповеди непротивления обязательною, учат
тому, что она необязательна и что можно и есть случаи, когда должно отступать от нее, и вместе с
тем не смеют сказать, что они не признают эту простую, ясную заповедь, неразрывно связанную со всем учением Христа, учением кротости, смирения, покорного несения креста, самоотвержения и любви к врагам, — заповедь, без которой всё учение
становится пустыми словами.
Они же, услышавши
то и будучи обличаемы совестью,
стали уходить один за другим, начиная от старших до последних; и остался один Иисус и женщина, стоящая посреди.
А едва ли какая-нибудь из
тех дурных наклонностей, за которые мы наказываем ребенка, может быть так вредна для него, как
та дурная наклонность, которую мы внушаем ему нашим наказанием его. «Меня наказывают,
стало быть наказывать хорошо», — говорит себе ребенок и при первом случае применяет это к делу.
Если же меня люди обидят невинно, тогда мне еще лучше, потому что тогда со мной случается
то, что случилось со всеми святыми людьми, и если я поступаю так же, как поступают эти все люди,
то становлюсь похож на них.
Уже много лет
тому назад люди начали понимать несогласие наказания с высшими свойствами души человека и
стали придумывать разные учения, посредством которых можно бы было оправдать это низшее, животное влечение.