Неточные совпадения
Голос
страстей может быть громче голоса совести, но голос
страстей совсем другой, чем
тот спокойный и упорный голос, которым говорит совесть. И как ни громко кричат
страсти, они все-таки робеют перед тихим, спокойным и упорным голосом совести. Голосом этим говорит вечное, божественное, живущее в человеке.
Как только почувствуешь
страсть, похоть, страх, злобу, вспомни, кто ты: вспомни, что ты не тело, а душа, и тотчас же затихнет
то, что взволновало тебя.
Представить себе, что люди живут одной животной жизнью, не борются со своими
страстями, — какая бы была ужасная жизнь, какая бы была ненависть всех против всех людей, какое бы было распутство, какая жестокость! Только
то, что люди знают свои слабости и
страсти и борются с своими грехами, соблазнами и суевериями, делает
то, что люди могут жить вместе.
Если бы люди ели только тогда, когда они голодны, и питались простой, чистой и здоровой пищей,
то они не знали бы болезней и им легче было бы бороться со
страстями.
Не беда, когда тело пострадает от духовной работы, но плохо
то, когда самое дорогое в человеке — душа — пострадает от
страстей тела.
Главное средство борьбы с похотью — это сознание человеком своей духовности. Стоит человеку вспомнить, кто он, для
того, чтобы половая
страсть представилась ему
тем, что она и есть: унизительным животным свойством.
Быть добродетельным значит быть свободным душой. Люди, постоянно гневающиеся на кого-нибудь, беспрестанно боящиеся чего-нибудь и отдающиеся
страстям, не могут быть свободны душой. Кто не может быть свободным душой,
тот — видя, не увидит, слыша, не услышит, вкушая, не различит вкус.
Заблуждение о
том, что одни люди могут силой заставлять других людей жить по своей воле, произошло не оттого, что кто-нибудь придумал этот обман, а оттого, что люди, отдаваясь своим
страстям, начали насиловать людей и потом старались придумать оправдание своему насилию.
Выяснить своими усилиями свое отношение к миру и держаться его, установить свое отношение к людям на основании вечного закона делания другому
того, что хочешь, чтобы тебе делали, подавлять в себе
те дурные
страсти, которые подчиняют нас власти других людей, не быть ничьим господином и ничьим рабом, не притворяться, не лгать, ни ради страха, ни выгоды, не отступать от требований высшего закона своей совести, — всё это требует усилий; вообразить же себе, что установление известных порядков каким-то таинственным путем приведет всех людей, в
том числе и меня, ко всякой справедливости и добродетели, и для достижения этого, не делая усилий мысли, повторять
то, что говорят все люди одной партии, суетиться, спорить, лгать, притворяться, браниться, драться, — всё это делается само собой, для этого не нужно усилия.
Между разумом и
страстями идет в человеке междоусобная война. Человек мог бы иметь хоть какое-нибудь спокойствие, если бы в нем был только разум без
страстей или только
страсти без разума. Но так как в нем и
то и другое,
то он не может избежать борьбы, не может быть в мире с одним иначе, как воюя с другим. Он всегда борется сам в себе. И борьба эта необходима, в ней жизнь.
Кто успел победить
страсть,
тот разорвал цепи.
Владей своими мыслями, если ты хочешь достигнуть своей цели. Устреми взор своей души на
тот единый чистый свет, который свободен от
страсти.
Опасность его в
том, что люди живут не
тем божественным разумом, который дан каждому из них, а
тем общим, извращенным разумом, который сложился среди людей для оправдания их
страстей. Люди страдают и ищут спасения. Что же спасет их? Одно уважение к своему разуму и следование истине.
Помни, что разумение твое, имея свойство жизни в самом себе, делает тебя свободным, если ты не подгибаешь его служению плоти. Душа человека, просвещенная разумением, свободная от
страстей, затемняющих этот свет, есть настоящая твердыня, и нет прибежища для человека, которое было бы вернее и неприступнее для зла. Кто не знает этого,
тот слеп, а кто, зная, не верит разуму,
тот истинно несчастен.
Неточные совпадения
Таким образом оказывалось, что Бородавкин поспел как раз кстати, чтобы спасти погибавшую цивилизацию.
Страсть строить на"песце"была доведена в нем почти до исступления. Дни и ночи он все выдумывал, что бы такое выстроить, чтобы оно вдруг, по выстройке, грохнулось и наполнило вселенную пылью и мусором. И так думал и этак, но настоящим манером додуматься все-таки не мог. Наконец, за недостатком оригинальных мыслей, остановился на
том, что буквально пошел по стопам своего знаменитого предшественника.
"Водка, — говорилось в
том указе, — не токмо не вселяет веселонравия, как многие полагают, но, при довольном употреблении, даже отклоняет от оного и порождает
страсть к убивству.
Строился новый город на новом месте, но одновременно с ним выползало на свет что-то иное, чему еще не было в
то время придумано названия и что лишь в позднейшее время сделалось известным под довольно определенным названием"дурных
страстей"и"неблагонадежных элементов". Неправильно было бы, впрочем, полагать, что это"иное"появилось тогда в первый раз; нет, оно уже имело свою историю…
Но чем более рос высокодаровитый юноша,
тем непреоборимее делалась врожденная в нем
страсть.
Как нарочно, это случилось в
ту самую пору, когда
страсть к законодательству приняла в нашем отечестве размеры чуть-чуть не опасные; канцелярии кипели уставами, как никогда не кипели сказочные реки млеком и медом, и каждый устав весил отнюдь не менее фунта.