Неточные совпадения
Всё то,
что вещественно в этом мире, мы не можем знать, каково оно в самом
деле. Вполне известно нам только то,
что духовно в нас самих, то,
что мы сознаем собою и
что не зависит
ни от наших чувств,
ни от наших мыслей.
Какой он
ни есть, он не может переделать себя.
Что же ему больше делать, как только бороться с нами, как с смертельным врагом, если мы выказываем к нему вражду. Ведь в самом
деле: мы хотим быть с ним добры, если он перестанет быть таким, какой он есть. А этого он не может. И потому надо быть добрым со всяким человеком, каков бы он
ни был, и не требовать от него того,
чего он не может сделать: не требовать от человека того, чтобы он перестал быть собой.
Среди богатых людей сложилось поддерживаемое ложной наукой убеждение о том,
что половое общение необходимо для здоровья и
что так как женитьба не всегда возможна, то и половое общение вне брака, не обязывающее мужчин
ни к
чему, кроме денежной платы, есть
дело совершенно естественное.
И старец сказал: «Это одна чаша с маслом так заняла тебя,
что ты
ни разу не вспомнил о боге. А крестьянин и себя, и семью, и тебя кормит своими трудами и заботами, и то два раза в
день вспоминает о боге».
А для того, чтобы богатому любить не словом или языком, а
делом и истиной, надо давать просящему, как сказал Христос. А если давать просящему, то как бы много имения
ни было у человека, он скоро перестанет быть богат. А как только перестанет быть богат, так и случится с ним то самое,
что Христос сказал богатому юноше, то есть не будет уже того,
что мешало богатому юноше идти за ним.
Правда,
что ты, может быть, не в силах не рассердиться на того, кто оскорбил, обидел тебя. Но ты всегда можешь сдержаться от того, чтобы
ни словом,
ни делом не показать своего сердца.
В индийском законе сказано так: как верно то,
что зимою бывает холодно, а летом тепло, так же верно и то,
что злому человеку бывает дурно, а доброму хорошо. Пусть никто не входит в ссору, хотя бы он и был обижен и страдал, пусть не оскорбляет никого
ни делом,
ни словом,
ни мыслью. Всё это лишает человека истинного блага.
Люди в наше время так привыкли к тому,
что из всех
дел, которые делаются, есть такие, которые им запрещено делать, и еще такие, которые им велено делать, как бы это
ни было трудно для них, и
что если они будут делать то,
что запрещено, и не будут делать того,
что повелено, то кто-то за это накажет их, и им будет от этого худо. Люди так привыкли к этому,
что и не спрашивают, кто те лица, которые запрещают им, и кто будет их наказывать за неисполнение, и покорно исполняют всё,
что от них требуется.
Всякий истинный христианин при предъявлении к нему требования государства, противного его сознанию, может и должен сказать: я не могу доказывать
ни необходимости,
ни вреда государства; знаю только одно то,
что, во-первых, мне не нужно государство, а во-вторых,
что я не могу совершать все те
дела, которые нужны для существования государства.
Дело в том,
что по странной ошибке нашего ума полет нашей веры всегда соединен с понятием о восхождении вверх, причем не думают о том,
что, как бы высоко мы
ни поднимались, нам все-таки придется опять спуститься вниз, чтобы стать твердой ногой в каком-нибудь другом мире.
В утешение же тем, кто посвящает свою жизнь и силы благородной и трудной борьбе с заблуждениями какого бы то
ни было рода, смело можно сказать,
что хотя до появления истины заблуждение и будет делать свое
дело, как совы и летучие мыши — ночью, но
что скорее совы и летучие мыши запугают и загонят солнце туда, откуда оно взошло,
чем прежнее заблуждение вытеснит познанную и отчетливо и до конца высказанную истину и займет беспрепятственно ее свободное место.
Сказать,
что я не могу воздержаться от дурного
дела, всё равно
что сказать,
что я не человек, а животное. Люди часто говорят это, но сколько бы они
ни говорили это, они в душе своей знают,
что, пока они живы, они могут перестать делать дурное и начать делать доброе.
Истинное смирение трудно. Сердце наше возмущается при одной мысли о презрении, об унижении; мы стараемся скрыть всё,
что может унизить нас в глазах других, мы стараемся скрыть это от самих себя; если мы дурны, мы не хотим видеть себя такими, каковы мы на самом
деле. Но как
ни трудно истинное смирение, оно возможно. Будем стараться избавиться от всего того,
что мешает нам.
Часто бывает и то,
что если мышление и применяется к чему-нибудь, то не к
делу искания и распространения истины, а к тому, чтобы во
что бы то
ни стало оправдать и поддержать обычаи, предания, моды, суеверия, предрассудки.
Для того, чтобы заставить себя поступать хорошо, почаще вспоминай о том,
что непременно очень скоро умрешь. Только представь себе живо,
что ты накануне смерти, и ты наверное не будешь
ни хитрить,
ни обманывать,
ни лгать,
ни осуждать,
ни бранить,
ни злобствовать,
ни отнимать чужое. Накануне смерти можно делать только самые простые добрые
дела: помочь другому, утешить, оказать ему любовь. А эти
дела и всегда самые нужные и радостные. От этого хорошо всегда, а особенно, когда запутался, думать о смерти.
Ничто так очевидно не подтверждает того,
что дело жизни есть совершенствование, как то,
что чего бы ты
ни желал вне своего совершенствования, как бы полно
ни удовлетворилось твое желание, как скоро оно удовлетворено, так тотчас же уничтожается прелесть желания.
Неточные совпадения
Городничий. Ах, боже мой, вы всё с своими глупыми расспросами! не дадите
ни слова поговорить о
деле. Ну
что, друг, как твой барин?.. строг? любит этак распекать или нет?
Хлестаков. Да
что? мне нет никакого
дела до них. (В размышлении.)Я не знаю, однако ж, зачем вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а меня вы не смеете высечь, до этого вам далеко… Вот еще! смотри ты какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу здесь,
что у меня нет
ни копейки.
О! я шутить не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да
что в самом
деле? Я такой! я не посмотрю
ни на кого… я говорю всем: «Я сам себя знаю, сам». Я везде, везде. Во дворец всякий
день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть не шлепается на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)
)Мы, прохаживаясь по
делам должности, вот с Петром Ивановичем Добчинским, здешним помещиком, зашли нарочно в гостиницу, чтобы осведомиться, хорошо ли содержатся проезжающие, потому
что я не так, как иной городничий, которому
ни до
чего дела нет; но я, я, кроме должности, еще по христианскому человеколюбию хочу, чтоб всякому смертному оказывался хороший прием, — и вот, как будто в награду, случай доставил такое приятное знакомство.
У батюшки, у матушки // С Филиппом побывала я, // За
дело принялась. // Три года, так считаю я, // Неделя за неделею, // Одним порядком шли, //
Что год, то дети: некогда //
Ни думать,
ни печалиться, // Дай Бог с работой справиться // Да лоб перекрестить. // Поешь — когда останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось горе лютое — // К кому оно привяжется, // До смерти не избыть!