Неточные совпадения
Сергей же Михайлыч был человек уже немолодой, высокий, плотный и, как мне казалось, всегда веселый; но, несмотря на то, эти слова мамаши запали мне в воображение, и еще шесть лет тому назад, когда мне было одиннадцать лет и он говорил мне ты, играл со мной и прозвал меня девочка-фиялка, я не без страха иногда спрашивала себя,
что я буду делать, ежели он
вдруг захочет жениться на мне?
— Ну
что ж это вы так надолго? — сказала я ужасно грустно; и действительно, я надеялась уже видеть его каждый день, и мне так
вдруг жалко стало и страшно,
что опять вернется моя тоска. Должно быть, это выразилось в моем взгляде и тоне.
Однако в этот вечер мы с Катей долго не засыпали и все говорили, не о нем, а о том, как проведем нынешнее лето, где и как будем жить зиму. Страшный вопрос: зачем? — уже не представлялся мне. Мне казалось очень просто и ясно,
что жить надо для того, чтобы быть счастливою, и в будущем представлялось много счастия. Как будто
вдруг наш старый, мрачный покровский дом наполнился жизнью и светом.
Я заметила,
что уже смеркалось, только потому,
что летучая мышь
вдруг беззвучно влетела под парусину террасы и затрепыхалась около моего белого платка. Я прижалась к стене и хотела уже вскрикнуть, но мышь так же беззвучно и быстро вынырнула из-под навеса и скрылась в полутьме сада.
— Ну представьте себе, — продолжал он, повернувшись на стуле, — ежели бы я
вдруг женился, каким-нибудь несчастным случаем, на семнадцатилетней девочке, хоть на Маш… на Марье Александровне. Это прекрасный пример, я очень рад,
что это так выходит… и это самый лучший пример.
Я думаю,
что ежели бы он, против своих привычек, как другие,
вдруг сказал мне,
что у меня прекрасное лицо, я бы даже нисколько не была рада.
Книги, которые прежде я читывала только для того, чтобы убавить скуку, сделались
вдруг для меня одним из лучших удовольствий в жизни; и все только оттого,
что мы поговорили с ним о книгах, читали с ним вместе и он привозил мне их.
— Да, — сказала я, — нынче перед вами я смотрела из саду на работы, и так мне
вдруг совестно стало,
что они трудятся, а мне так хорошо,
что…
Сердце забилось у меня так сильно и такая волнующая, как будто запрещенная радость
вдруг обхватила меня,
что я ухватилась руками за стену, чтобы не упасть и не выдать себя.
Но
что, ежели я ошибаюсь и ежели он не любит меня?» —
вдруг пришло мне в голову.
— Но он забыл,
что Б так молода,
что жизнь для нее еще игрушка, — продолжал он
вдруг скоро и решительно и не глядя на меня, — и
что ее легко полюбить иначе, и
что ей это весело будет. И он ошибся и
вдруг почувствовал,
что другое чувство, тяжелое, как раскаянье, пробирается в его душу, и испугался. Испугался,
что расстроятся их прежние дружеские отношения, и решился уехать прежде,
чем расстроятся эти отношения. — Говоря это, он опять, как будто небрежно, стал потирать глаза рукою и закрыл их.
Он сказал: «Не будем говорить», — а я видела,
что он всеми силами души ждал моего слова. Я хотела говорить, но не могла, что-то жало мне в груди. Я взглянула на него, он был бледен, и нижняя губа его дрожала. Мне стало жалко его. Я сделала усилие и
вдруг, разорвав силу молчания, сковывавшую меня, заговорила голосом тихим, внутренним, который, я боялась, оборвется каждую секунду.
— Любил ли я прежде? да? — сказал он, тотчас угадав мою мысль. — Это я могу сказать вам. Нет, не любил. Никогда ничего похожего на это чувство… — Но
вдруг как будто какое-то тяжелое воспоминание мелькнуло в его воображении. — Нет, и тут мне нужно ваше сердце, чтоб иметь право любить вас, — сказал он грустно. — Так разве не нужно было задуматься, прежде
чем сказать,
что люблю вас?
Что я вам даю? Любовь — правда.
Я ничего не отвечала и невольно смотрела ему в глаза.
Вдруг что-то странное случилось со мной; сначала я перестала видеть окружающее, потом лицо его исчезло передо мной, только одни его глаза блестели, казалось, против самых моих глаз, потом мне показалось,
что глаза эти во мне, все помутилось, я ничего не видала и должна была зажмуриться, чтоб оторваться от чувства наслаждения и страха, которые производил во мне этот взгляд…
Вдруг он обернулся ко мне, я видела,
что он хотел сказать что-то. «
Что, ежели он заговорит не про то, про
что я думаю?» — пришло мне в голову. Но он заговорил про отца, даже не называя его.
Но тут же сердце
вдруг забилось сильнее, рука задрожала и сжала его руку, мне стало жарко, глаза в полутьме искали его взгляда, и я
вдруг почувствовала,
что не боюсь его,
что страх этот — любовь, новая и еще нежнейшая и сильнейшая любовь,
чем прежде. Я почувствовала,
что я вся его и
что я счастлива его властью надо мною.
Как только его не слышно стало, вся моя веселость
вдруг исчезла, так
что Марья Минична удивилась и стала спрашивать,
что со мною.
— Маша!
Что с тобой? — сказал он. — Речь не о том, я ли прав или ты права, а совсем о другом:
что у тебя против меня? Не
вдруг говори, подумай и скажи мне все,
что ты думаешь. Ты недовольна мной, и ты, верно, права, но дай мне понять, в
чем я виноват.
Я очутилась
вдруг в таком новом, счастливом мире, так много радостей охватило меня, такие новые интересы явились передо мной,
что я сразу, хотя и бессознательно, отреклась от всего своего прошедшего и всех планов этого прошедшего.
Я так была отуманена этою, внезапно возбужденною, как мне казалось, любовью ко мне во всех посторонних, этим воздухом изящества, удовольствий и новизны, которым я дышала здесь в первый раз, так
вдруг исчезло здесь его, подавлявшее меня, моральное влияние, так приятно мне было в этом мире не только сравняться с ним, но стать выше его, и за то любить его еще больше и самостоятельнее,
чем прежде,
что я не могла понять,
что неприятного он мог видеть для меня в светской жизни.
Я хотела сказать ему,
что не поеду на раут и не хочу, когда он
вдруг оглянулся и, увидав меня, нахмурился и изменил кротко-задумчивое выражение своего лица.
Но только
что я перестала слышать его шаги, как
вдруг ужаснулась перед тем,
что мы сделали.
— Надеюсь,
что это не для меня, — сказала я, глядя ему в глаза, но глаза только смотрели, а ничего не говорили мне, как будто чем-то заволочены они были от меня. Лицо его
вдруг мне показалось старо и неприятно.
Мне
вдруг так стало стыдно и больно,
что я болезненно смутилась и покраснела лицом и шеей под взглядом принца.
У меня язык не повернулся бы теперь
вдруг сказать ему,
что я люблю его, или попросить его прочесть молитвы со мной, или позвать его слушать, как я играю.
Ветер замер, ни один лист, ни одна травка не шевелилась, запах сирени и черемухи так сильно, как будто весь воздух цвел, стоял в саду и на террасе и наплывами то
вдруг ослабевал, то усиливался, так
что хотелось закрыть глаза и ничего не видеть, не слышать, кроме этого сладкого запаха.
— Не было бы того,
что, ничем не виноватая перед тобой, я наказана твоим равнодушием, презрением даже, —
вдруг высказалась я. — Не было бы того,
что без всякой моей вины ты
вдруг отнял у меня все,
что мне было дорого.
— Это жестоко,
что ты сейчас сказала, но это правда, — проговорил он,
вдруг приподнимаясь и начиная ходить по террасе, — да, это правда. Я виноват был! — прибавил он, останавливаясь против меня. — Или я не должен был вовсе позволить себе любить тебя, или любить проще, да.
Я
вдруг ясно и спокойно поняла,
что чувство того времени невозвратимо прошло, как и самое время, и
что возвратить его теперь не только невозможно, но тяжело и стеснительно бы было.