Неточные совпадения
Лакей, облокотившись на свое кресло, дремал на козлах, почтовый ямщик, покрикивая бойко, гнал крупную потную четверку, изредка оглядываясь на другого ямщика, покрикивавшего сзади
в коляске. Параллельные широкие следы шин ровно и шибко стлались
по известковой грязи
дороги. Небо было серо и холодно, сырая мгла сыпалась на поля и
дорогу.
В карете было душно и пахло одеколоном и пылью. Больная потянула назад голову и медленно открыла глаза. Большие глаза были блестящи и прекрасного темного цвета.
— Нет, я поеду, — сказала больная, подняла глаза к небу, сложила руки и стала шептать несвязные слова. — Боже мой! за что же? — говорила она, и слезы лились сильнее. Она долго и горячо молилась, но
в груди так же было больно и тесно,
в небе,
в полях и
по дороге было так же серо и пасмурно, и та же осенняя мгла, ни чаще, ни реже, а все так же сыпалась на грязь
дороги, на крыши, на
карету и на тулупы ямщиков, которые, переговариваясь сильными, веселыми голосами, мазали и закладывали
карету.
— Аль завидно, — отвечал Серега, приподнимаясь и довертывая около ног полы армяка. — Пущай! Эх вы, любезные! — крикнул он на лошадей, взмахнув кнутиком; и
карета и коляска с своими седоками, чемоданами и важами, скрываясь
в сером осеннем тумане, шибко покатились
по мокрой
дороге.
Неточные совпадения
Пожимаясь от холода, Левин быстро шел, глядя на землю. «Это что? кто-то едет», подумал он, услыхав бубенцы, и поднял голову.
В сорока шагах от него, ему навстречу,
по той большой дороге-муравке,
по которой он шел, ехала четверней
карета с важами. Дышловые лошади жались от колей на дышло, но ловкий ямщик, боком сидевший на козлах, держал дышлом
по колее, так что колеса бежали
по гладкому.
Сначала Левин, на вопрос Кити о том, как он мог видеть ее прошлого года
в карете, рассказал ей, как он шел с покоса
по большой
дороге и встретил ее.
Кузина твоя увлеклась по-своему, не покидая гостиной, а граф Милари добивался свести это на большую
дорогу — и говорят (это папа разболтал), что между ними бывали живые споры, что он брал ее за руку, а она не отнимала, у ней даже глаза туманились слезой, когда он, недовольный прогулками верхом у
кареты и приемом при тетках, настаивал на большей свободе, — звал
в парк вдвоем, являлся
в другие часы, когда тетки спали или бывали
в церкви, и, не успевая, не показывал глаз
по неделе.
Изредка он выезжал из дому
по делам
в дорогой старинной
карете, на паре прекрасных лошадей, со своим бывшим крепостным кучером, имени которого никто не знал, а звали его все «Лапша».
И сам прыгнул
в карету за Настасьей Филипповной и затворил дверцы. Кучер не сомневался ни одной минуты и ударил
по лошадям. Келлер сваливал потом на нечаянность: «Еще одна секунда, и я бы нашелся, я бы не допустил!» — объяснял он, рассказывая приключение. Он было схватил с Бурдовским другой экипаж, тут же случившийся, и бросился было
в погоню, но раздумал, уже
дорогой, что «во всяком случае поздно! Силой не воротишь».