Неточные совпадения
Он даже решил, не дожидаясь моего вступления в университет, тотчас после пасхи
ехать с девочками в Петровское, куда мы с Володей должны
были приехать после.
Была минута, что я хотел сказать «ничего», бежать назад к извозчику и
ехать домой, но, несмотря на надвинутые брови, лицо старика внушало доверие. Я сказал, что мне нужно видеть духовника, назвав его по имени.
В то время как я входил к Володе, за мной послышались голоса Дубкова и Нехлюдова, которые приехали поздравить меня и предложить
ехать обедать куда-нибудь и
пить шампанское в честь моего вступления.
Дмитрий сказал мне, что он, хотя и не любит
пить шампанское, нынче
поедет с нами, чтобы
выпить со мною на ты; Дубков сказал, что я почему-то похож вообще на полковника...
Обедать мы решили у Яра в пятом часу; но так как Володя
поехал к Дубкову, а Дмитрий тоже по своей привычке исчез куда-то, сказав, что у него
есть до обеда одно дело, то я мог употребить два часа времени, как мне хотелось.
Дмитрий, заехав за мною в пятом часу, застал меня в этом неприятном положении.
Выпив стакан воды, однако, я почти оправился и
был готов
ехать с ним.
— Не то что не пущу, — продолжал Дмитрий, вставая с места и начиная ходить по комнате, не глядя на меня, — а не советую ему и не желаю, чтоб он
ехал. Он не ребенок теперь, и ежели хочет, то может один, без вас
ехать. А тебе это должно
быть стыдно, Дубков; что ты делаешь нехорошо, так хочешь, чтоб и другие то же делали.
Он чрезвычайно развеселился, потребовал еще бутылку шампанского (что
было против его правил), зазвал в нашу комнату какого-то незнакомого господина и стал
поить его,
пел Gaudeamus igitur, просил, чтоб все вторили ему, и предлагал
ехать в Сокольники кататься, на что Дубков заметил, что это слишком чувствительно.
Вслед за ними я
поехал по своим визитам. Володя, которого еще утром я просил
ехать вместе, чтобы мне
было не так неловко одному, отказался, под предлогом, что это
было бы слишком чувствительно, что два братца ездят вместе на одной пролеточке.
— А ты еще не одет, а тебе надо
ехать, — тотчас же после этого начала говорить ему княгиня сердитым тоном, который, видимо,
был ей привычен в отношении с домашними, — опять чтоб на тебя сердились, опять хочешь восстановить против себя.
«Что ж в самом деле, — подумал я, успокаивая себя, — это ничего, мы большие, два друга,
едем в фаэтоне и рассуждаем о нашей будущей жизни. Всякому даже приятно бы
было теперь со стороны послушать и посмотреть на нас».
— Однако это, должно
быть, правда, — сказала она. — А что, вы долго здесь пробудете, Nicolas? Вы не обидитесь, что я вас зову без monsieur? Когда вы
едете?
— Ах, я и забыл
было, — сказал папа с досадливым подергиваньем и покашливаньем, — я к Епифановым обещал
ехать нынче. Помнишь Епифанову, la belle Flamande? еще езжала к вашей maman. Они славные люди. — И папа, как мне показалось, застенчиво подергивая плечом, вышел из комнаты.
Свадьба должна
была быть через две недели; но лекции наши начинались, и мы с Володей в начале сентября
поехали в Москву. Нехлюдовы тоже вернулись из деревни. Дмитрий (с которым мы, расставаясь, дали слово писать друг другу и, разумеется, не писали ни разу) тотчас же приехал ко мне, и мы решили, что он меня на другой день повезет в первый раз в университет на лекции.
Володя презрительно улыбнулся, узнав, что я
еду на кутеж первокурсников; но я ожидал необыкновенного и большого удовольствия от этого еще совершенно неизвестного мне препровождения времени и пунктуально в назначенное время, в восемь часов,
был у барона З.
Неточные совпадения
Осип. Да что завтра! Ей-богу,
поедем, Иван Александрович! Оно хоть и большая честь вам, да все, знаете, лучше уехать скорее: ведь вас, право, за кого-то другого приняли… И батюшка
будет гневаться, что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Добчинский. Он! и денег не платит и не
едет. Кому же б
быть, как не ему? И подорожная прописана в Саратов.
Сначала он принял
было Антона Антоновича немного сурово, да-с; сердился и говорил, что и в гостинице все нехорошо, и к нему не
поедет, и что он не хочет сидеть за него в тюрьме; но потом, как узнал невинность Антона Антоновича и как покороче разговорился с ним, тотчас переменил мысли, и, слава богу, все пошло хорошо.
Помалчивали странники, // Покамест бабы прочие // Не поушли вперед, // Потом поклон отвесили: // «Мы люди чужестранные, // У нас забота
есть, // Такая ли заботушка, // Что из домов повыжила, // С работой раздружила нас, // Отбила от
еды.
Сладка
еда крестьянская, // Весь век
пила железная // Жует, а
есть не
ест!