Гляжу,
сидит на поляне перед избушкой купеческий приказчик, свежий и ядреный, как лущеный орех, сидит, ухмыляется, чему — неизвестно.
Неточные совпадения
Утром мне доложили, что Дерсу куда-то исчез. Вещи его и ружье остались
на месте. Это означало, что он вернется. В ожидании его я пошел побродить по
поляне и незаметно подошел к реке.
На берегу ее около большого камня я застал гольда. Он неподвижно
сидел на земле и смотрел в воду. Я окликнул его. Он повернул ко мне свое лицо. Видно было, что он провел бессонную ночь.
Недели через три после состояния приказа, вечером, Петр Михайлыч, к большому удовольствию капитана, читал историю двенадцатого года Данилевского […историю двенадцатого года Данилевского. — Имеется в виду книга русского военного историка А.И.Михайловского-Данилевского (1790—1848) «Описание Отечественной войны в 1812 году».], а Настенька
сидела у окна и задумчиво глядела
на поляну, облитую бледным лунным светом. В прихожую пришел Гаврилыч и начал что-то бунчать с сидевшей тут горничной.
На широкой
поляне, окруженной древними дубами и непроходимым ломом, стояло несколько земляных куреней; а между ними
на опрокинутых пнях,
на вывороченных корнях,
на кучах сена и сухих листьев лежало и
сидело множество людей разных возрастов, в разных одеждах.
Уж доведу до конца эту историйку, перескочив через многие события дней. Вскоре после сего разговора гулял я в праздник по лесу, готовясь к очередной беседе с товарищами, вышел
на поляну и вижу:
сидит она под деревом, шьёт что-то, а тут же её корова с телёнком пасётся — недавно отелилась, и Варвара ещё не пускала её в стадо.
Сухой Мартын изшатался и полуодурелый сошел с дерева, а вместо него мотался
на бревне злой Дербак. Он
сидел неловко; бревно его беспрестанно щемило то за икры, то за голени, и с досады он становился еще злее, надрывался, и не зная, что делать, кричал, подражая перепелу: «быть-убить, драть-драть, быть-убить, драть-драть». Высокие ели и сосны, замыкавшие кольцом
поляну, гудели и точно заказывали, чтобы звучное эхо не разносило лихих слов.