Неточные совпадения
Я оглянулся и
увидал мужика лет пятидесяти, запыленного, в рубашке, в лаптях, с плетеной котомкой и армяком за плечами.
Между тем я гляжу на нее, гляжу, знаете, — ну, ей-богу, не
видал еще такого лица… красавица, одним словом!
Алексея-то Григорьевича я
видал часто; дядя мой у него дворецким служил.
Подобно островам, разбросанным по бесконечно разлившейся реке, обтекающей их глубоко прозрачными рукавами ровной синевы, они почти не трогаются с места; далее, к небосклону, они сдвигаются, теснятся, синевы между ними уже не
видать; но сами они так же лазурны, как небо: они все насквозь проникнуты светом и теплотой.
Быстрыми шагами прошел я длинную «площадь» кустов, взобрался на холм и, вместо ожиданной знакомой равнины с дубовым леском направо и низенькой белой церковью в отдалении,
увидал совершенно другие, мне неизвестные места.
— Нет, я его не
видал, да его и видеть нельзя, — отвечал Ильюша сиплым и слабым голосом, звук которого как нельзя более соответствовал выражению его лица, — а слышал… Да и не я один.
— Варнавицы?.. Еще бы! еще какое нечистое! Там не раз, говорят, старого барина
видали — покойного барина. Ходит, говорят, в кафтане долгополом и все это этак охает, чего-то на земле ищет. Его раз дедушка Трофимыч повстречал: «Что, мол, батюшка, Иван Иваныч, изволишь искать на земле?»
— Как же. Перво-наперво она сидела долго, долго, никого не
видала и не слыхала… только все как будто собачка этак залает, залает где-то… Вдруг, смотрит: идет по дорожке мальчик в одной рубашонке. Она приглянулась — Ивашка Федосеев идет…
— А скажи, пожалуй, Павлуша, — начал Федя, — что, у вас тоже в Шаламове было
видать предвиденье-то небесное [Так мужики называют у нас солнечное затмение. — Примеч. авт.]?
— А ты его
видал, лешего-то, что ли? — насмешливо перебил его Федя.
— Нет, не
видал, и сохрани Бог его видеть; но а другие видели. Вот на днях он у нас мужичка обошел: водил, водил его по лесу, и все вокруг одной поляны… Едва-те к свету домой добился.
И в Ромён ходил, и в Синбирск — славный град, и в самую Москву — золотые маковки; ходил на Оку-кормилицу, и на Цну-голубку, и на Волгу-матушку, и много людей
видал, добрых хрестьян, и в городах побывал честных…
Я подошел к шалашу, заглянул под соломенный намет и
увидал старика до того дряхлого, что мне тотчас же вспомнился тот умирающий козел, которого Робинзон нашел в одной из пещер своего острова.
В сопровождении моей продрогшей собаки взошел я на крылечко, в сени, отворил дверь, но, вместо обыкновенных принадлежностей избы,
увидал несколько столов, заваленных бумагами, два красных шкафа, забрызганные чернильницы, оловянные песочницы в пуд весу, длиннейшие перья и прочее.
— Здесь главная господская контора, — перебил он меня. — Я вот дежурным сижу… Разве вы вывеску не
видали? На то вывеска прибита.
При входе шумливой ватаги толстяк нахмурил было брови и поднялся с места; но,
увидав в чем дело, улыбнулся и только велел не кричать: в соседней, дескать, комнате охотник спит.
— Вот и соврал, — перебил его парень, рябой и белобрысый, с красным галстухом и разорванными локтями, — ты и по пашпорту ходил, да от тебя копейки оброку господа не
видали, и себе гроша не заработал: насилу ноги домой приволок, да с тех пор все в одном кафтанишке живешь.
Я поднял голову и, при свете молнии,
увидал небольшую избушку посреди обширного двора, обнесенного плетнем.
Я
увидал мужика, мокрого, в лохмотьях, с длинной растрепанной бородой.
Калитка растворилась. Я
увидал бабу лет пятидесяти, простоволосую, в сапогах и в тулупе нараспашку.
Никто не крикнул, даже не шевельнулся; все как будто ждали, не будет ли он еще петь; но он раскрыл глаза, словно удивленный нашим молчаньем, вопрошающим взором обвел всех кругом и
увидал, что победа была его…
В комнату набралось много новых лиц; но Дикого-Барина я в ней не
видал.
Бывало, задумается да и сидит по часам, на пол глядит, бровью не шевельнет; и я тоже сижу да на нее смотрю, да насмотреться не могу, словно никогда не
видал…
—
Видали ли Мочалова в Гамлете?
— Не
видали, не
видали… (И лицо Каратаева побледнело, глаза беспокойно забегали; он отвернулся; легкие судороги пробежали по его губам.) Ах, Мочалов, Мочалов! «Окончить жизнь — уснуть», — проговорил он глухим голосом.
ся, как только
увидал молодую крестьянку, его ожидавшую; медленно, развалистым шагом подошел он к ней, постоял, подернул плечами, засунул обе руки в карманы пальто и, едва удостоив бедную девушку беглым и равнодушным взглядом, опустился на землю.
— Цветы, — уныло отвечала Акулина. — Это я полевой рябинки нарвала, — продолжала она, несколько оживившись, — это для телят хорошо. А это вот череда — против золотухи. Вот поглядите-ка, какой чудный цветик; такого чудного цветика я еще отродясь не
видала. Вот незабудки, а вот маткина-душка… А вот это я для вас, — прибавила она, доставая из-под желтой рябинки небольшой пучок голубеньких васильков, перевязанных тоненькой травкой, — хотите?
Да впрочем, кому природа не дала мяса, не
видать тому у себя на теле и жиру!
С туземцами знался я мало, разговаривал с ними как-то напряженно и никого из них у себя не
видал, исключая двух или трех навязчивых молодчиков еврейского происхождения, которые то и дело забегали ко мне да занимали у меня деньги, благо der Russe верит.
Он остановился, снял с головы зеленый кожаный картуз и тоненьким мягким голосом спросил меня, не
видал ли я верхового на рыжей лошади?
Г-н Штоппель быстро обернулся и,
увидав человека бедно одетого, неказистого, вполголоса спросил у соседа (осторожность никогда не мешает...
Я вошел в пустую маленькую переднюю и сквозь растворенную дверь
увидал самого Чертопханова. В засаленном бухарском халате, широких шароварах и красной ермолке сидел он на стуле, одной рукой стискивал он молодому пуделю морду, а в другой держал кусок хлеба над самым его носом.
Дверь тихонько растворилась, и я
увидал женщину лет двадцати, высокую и стройную, с цыганским смуглым лицом, изжелта-карими глазами и черною как смоль косою; большие белые зубы так и сверкали из-под полных и красных губ. На ней было белое платье; голубая шаль, заколотая у самого горла золотой булавкой, прикрывала до половины ее тонкие, породистые руки. Она шагнула раза два с застенчивой неловкостью дикарки, остановилась и потупилась.
— Как же это так? Жила, жила, кроме удовольствия и спокойствия ничего не
видала — и вдруг: стосковалась! Сём-мол, брошу я его! Взяла, платок на голову накинула — да и пошла. Всякое уважение получала не хуже барыни…
Увидав Чертопханова, он зачмокал губами, и локтями задергал, и ногами заболтал.
В течение рассказа Чертопханов сидел лицом к окну и курил трубку из длинного чубука; а Перфишка стоял на пороге двери, заложив руки за спину и, почтительно взирая на затылок своего господина, слушал повесть о том, как после многих тщетных попыток и разъездов Пантелей Еремеич наконец попал в Ромны на ярмарку, уже один, без жида Лейбы, который, по слабости характера, не вытерпел и бежал от него; как на пятый день, уже собираясь уехать, он в последний раз пошел по рядам телег и вдруг
увидал, между тремя другими лошадьми, привязанного к хребтуку, —
увидал Малек-Аделя!
Голова совершенно высохшая, одноцветная, бронзовая — ни дать ни взять икона старинного письма; нос узкий, как лезвие ножа; губ почти не
видать, только зубы белеют и глаза, да из-под платка выбиваются на лоб жидкие пряди желтых волос.
В тот же день, прежде чем отправиться на охоту, был у меня разговор о Лукерье с хуторским десятским. Я узнал от него, что ее в деревне прозывали «Живые мощи», что, впрочем, от нее никакого не
видать беспокойства; ни ропота от нее не слыхать, ни жалоб. «Сама ничего не требует, а напротив — за все благодарна; тихоня, как есть тихоня, так сказать надо. Богом убитая, — так заключил десятский, — стало быть, за грехи; но мы в это не входим. А чтобы, например, осуждать ее — нет, мы ее не осуждаем. Пущай ее!»
Великан продолжал стоять, понурив голову. В самый этот миг месяц выбрался из тумана и осветил ему лицо. Оно ухмылялось, это лицо — и глазами и губами. А угрозы на нем не
видать… только словно все оно насторожилось… и зубы такие белые да большие…
Холмы все мельче и мельче, дерева почти не
видать.