— Опоздали почтой, любезный доктор. Наблюдаете плохо; отстаете. Наденьте очки.
Не до капризов мне теперь; вас дурачить, себя дурачить… куда как весело! — а что до независимости… Мсьё Вольдемар, — прибавила вдруг Зинаида и топнула ножкой, — не делайте меланхолической физиономии. Я терпеть не могу, когда обо мне сожалеют. — Она быстро удалилась.
Я не мог слышать, о чем говорила матушка, да и мне было
не до того; помню только, что по окончании объяснения она велела позвать меня к себе в кабинет и с большим неудовольствием отозвалась о моих частых посещениях у княгини, которая, по ее словам, была une femme capable de tout.
Неточные совпадения
— Так как же быть? — начал хозяин. — В моей первой любви тоже
не много занимательного: я ни в кого
не влюблялся
до знакомства с Анной Ивановной, моей теперешней женой, — и все у нас шло как по маслу: отцы нас сосватали, мы очень скоро полюбились друг другу и вступили в брак
не мешкая. Моя сказка двумя словами сказывается. Я, господа, признаюсь, поднимая вопрос о первой любви, — надеялся на вас,
не скажу старых, но и
не молодых холостяков. Разве вы нас чем-нибудь потешите, Владимир Петрович?
В комнате, куда мы вошли, мебель была немного получше и расставлена с большим вкусом. Впрочем, в это мгновенье я почти ничего заметить
не мог: я двигался как во сне и ощущал во всем составе своем какое-то
до глупости напряженное благополучие.
Мне сдавалось, что и давно-то я ее знаю и ничего
не знал и
не жил
до нее.
Я
до того сконфузился, что даже
не поклонился никому; в докторе Лушине я узнал того самого черномазого господина, который так безжалостно меня пристыдил в саду; остальные были мне незнакомы.
Но я чувствовал себя
до такой степени счастливым, что, как говорится, в ус
не дул и в грош
не ставил ничьих насмешек и ничьих косых взглядов.
Он почти
не занимался моим воспитанием, но никогда
не оскорблял меня; он уважал мою свободу — он даже был, если можно так выразиться, вежлив со мною… только он
не допускал меня
до себя.
На следующий день я видел Зинаиду только мельком: она ездила куда-то с княгинею на извозчике. Зато я видел Лушина, который, впрочем, едва удостоил меня привета, и Малевского. Молодой граф осклабился и дружелюбно заговорил со мною. Из всех посетителей флигелька он один умел втереться к нам в дом и полюбился матушке. Отец его
не жаловал и обращался с ним
до оскорбительности вежливо.
Сердце во мне злобно приподнялось и окаменело; я
до самой ночи
не раздвинул бровей и
не разжал губ, и то и дело похаживал взад и вперед, стискивая рукою в кармане разогревшийся нож и заранее приготовляясь к чему-то страшному.
Я
до того испугался неожиданного появления отца, что даже на первых порах
не заметил, откуда он шел и куда исчез.
Что мог я сказать ей? Она стояла передо мною и глядела на меня — а я принадлежал ей весь, с головы
до ног, как только она на меня глядела… Четверть часа спустя я уже бегал с кадетом и с Зинаидой взапуски; я
не плакал, я смеялся, хотя напухшие веки от смеха роняли слезы; у меня на шее, вместо галстучка, была повязана лента Зинаиды, и я закричал от радости, когда мне удалось поймать ее за талию. Она делала со мной все, что хотела.
Расспрашивать их я
не смел, но у меня был приятель, молодой буфетчик Филипп, страстный охотник
до стихов и артист на гитаре — я к нему обратился.
Все делалось тихо,
не спеша, матушка велела даже поклониться княгине и изъявить ей сожаление, что по нездоровью
не увидится с ней
до отъезда.
Я
не отвечал ему; он попросил у меня табаку. Чтобы отвязаться от него (к тому же нетерпение меня мучило), я сделал несколько шагов к тому направлению, куда удалился отец; потом прошел переулочек
до конца, повернул за угол и остановился. На улице, в сорока шагах от меня, пред раскрытым окном деревянного домика, спиной ко мне стоял мой отец; он опирался грудью на оконницу, а в домике,
до половины скрытая занавеской, сидела женщина в темном платье и разговаривала с отцом; эта женщина была Зинаида.
И тогда, в то легкомысленное молодое время, я
не остался глух на печальный голос, воззвавший ко мне, на торжественный звук, долетевший
до меня из-за могилы.
Татьяна с ключницей простилась // За воротами. Через день // Уж утром рано вновь явилась // Она в оставленную сень, // И в молчаливом кабинете, // Забыв на время всё на свете, // Осталась наконец одна, // И долго плакала она. // Потом за книги принялася. // Сперва ей было
не до них, // Но показался выбор их // Ей странен. Чтенью предалася // Татьяна жадною душой; // И ей открылся мир иной.
Неточные совпадения
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья
не хватает даже на чай и сахар. Если ж и были какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь да на пару платья. Что же
до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ, что на жизнь мою готовы покуситься.
Городничий. Эк куда хватили! Ещё умный человек! В уездном городе измена! Что он, пограничный, что ли? Да отсюда, хоть три года скачи, ни
до какого государства
не доедешь.
Хлестаков. Вы, как я вижу,
не охотник
до сигарок. А я признаюсь: это моя слабость. Вот еще насчет женского полу, никак
не могу быть равнодушен. Как вы? Какие вам больше нравятся — брюнетки или блондинки?
(Кричит
до тех пор, пока
не опускается занавес.
Аммос Федорович (в сторону).Вот выкинет штуку, когда в самом деле сделается генералом! Вот уж кому пристало генеральство, как корове седло! Ну, брат, нет,
до этого еще далека песня. Тут и почище тебя есть, а
до сих пор еще
не генералы.
