«Если действительно все это дело сделано было сознательно, а не по-дурацки, если у тебя действительно была определенная и
твердая цель, то каким же образом ты до сих пор даже и не заглянул в кошелек и не знаешь, что тебе досталось, из-за чего все муки принял и на такое подлое, гадкое, низкое дело сознательно шел? Да ведь ты в воду его хотел сейчас бросить, кошелек-то, вместе со всеми вещами, которых ты тоже еще не видал… Это как же?»
Мало-помалу я пришел к некоторому разъяснению: по-моему, Версилов в те мгновения, то есть в тот весь последний день и накануне, не мог иметь ровно никакой
твердой цели и даже, я думаю, совсем тут и не рассуждал, а был под влиянием какого-то вихря чувств.
Есть в крайних случаях та степень последней цинической откровенности, когда нервный человек, раздраженный и выведенный из себя, не боится уже ничего и готов хоть на всякий скандал, даже рад ему; бросается на людей, сам имея при этом не ясную, но
твердую цель непременно минуту спустя слететь с колокольни и тем разом разрешить все недоумения, если таковые при этом окажутся.
Неточные совпадения
Он больше виноват: говядину мне подает такую
твердую, как бревно; а суп — он черт знает чего плеснул туда, я должен был выбросить его за окно. Он меня морил голодом по
целым дням… Чай такой странный: воняет рыбой, а не чаем. За что ж я… Вот новость!
Как бы то ни было,
цель человека все еще не определена, если он не стал наконец
твердой стопою на прочное основание, а не на какую-нибудь вольнодумную химеру юности.
Всего, что знал еще Евгений, // Пересказать мне недосуг; // Но в чем он истинный был гений, // Что знал он
тверже всех наук, // Что было для него измлада // И труд, и мука, и отрада, // Что занимало
целый день // Его тоскующую лень, — // Была наука страсти нежной, // Которую воспел Назон, // За что страдальцем кончил он // Свой век блестящий и мятежный // В Молдавии, в глуши степей, // Вдали Италии своей.
«Теперь сходитесь». // Хладнокровно, // Еще не
целя, два врага // Походкой
твердой, тихо, ровно // Четыре перешли шага, // Четыре смертные ступени. // Свой пистолет тогда Евгений, // Не преставая наступать, // Стал первый тихо подымать. // Вот пять шагов еще ступили, // И Ленский, жмуря левый глаз, // Стал также
целить — но как раз // Онегин выстрелил… Пробили // Часы урочные: поэт // Роняет молча пистолет.
Экономическая же правда прибавляет, что чем более в обществе устроенных частных дел и, так сказать,
целых кафтанов, тем более для него
твердых оснований и тем более устраивается в нем и общее дело.