— Будь всегда тем, чем была до сих пор, моя чистая, кроткая девочка, живи для других, и самой тебе легче и проще будет казаться жизнь! — улыбаясь сквозь обильно струившиеся по лицу ее слезы,
говорила тетя Леля, прижимая Дуню к груди…
Неточные совпадения
— Ну, вот и готово.
Говорила тебе, в кралю писаную тебя превратим, вот оно так и вышло, — пошутила горбатенькая
тетя Леля и, быстро наклонившись к Дуне, неожиданно обняла и поцеловала ее в лоб.
Белобрысая Нан, восседая на почетном месте, уступленным ей
тетей Лелей,
говорила...
— Что случилось? Паланя, чего ты ревешь? Заведеева? Слышишь? Тебе я
говорю… Елена Дмитриевна, позвольте! Дайте мне сесть! — И, недружелюбно взглянув на уступившую ей место
тетю Лелю, Павла Артемьевна с видом власть имущей опустилась подле плачущей воспитанницы на лавку.
— Екатерина Ивановна, мне надо серьезно
поговорить с вами! — произнесла тихим голосом
тетя Леля, опускаясь в кресло, и без дальних проволочек поведала начальнице обо всем случившемся.
Всю долгую ночь добрая
тетя Леля ухаживала за больною, меняя лед на ее головке, вливая ей в запекшийся от жара ротик лекарство. А наутро с желтым осунувшимся лицом с синими кольцами вокруг глаз, но все такая же бодрая, сильная духом, жившим в этом худеньком теле, спешила она к своим маленьким стрижкам «пасти» свое «стадо милых ягняток», как
говорила она в шутку, тянуть долгий, утомительный, полный хлопот и забот приютский день.
Дуня же и Дорушка, обычная «свита» (так про них
говорили в приюте) горбатенькой надзирательницы, присоединились к Наташе, не отходившей теперь от
тети Лели ни на шаг.
Тетя Леля смолкла… Но глаза ее продолжали
говорить…
говорить о бесконечной любви ее к детям… Затихли и девочки… Стояли умиленные, непривычно серьезные, с милыми одухотворенными личиками. А в тайниках души в эти торжественные минуты каждая из них давала себе мысленно слово быть такой же доброй и милосердной, такой незлобивой и сердечной, как эта милая, кроткая, отдавшая всю свою жизнь для блага других горбунья.
— Вот,
тетя Маро, кто мне помогал переносить тяжелые дни! Ну, не правда ли, ведь она прелесть, моя Дуняша! Я же
говорила… И когда вы будете навещать меня в приюте, вы должны получше познакомиться с нею… Не правда ли, ведь вы будете навещать меня, да?
— Что и
говорить,
тетя Леля у нас особенная, такой, как она, обойди целый свет, не сыщешь, — решили давным-давно воспитанницы.
— Дети, дети… довольно! Вы, кажется, не хотите больше быть умными… Не хотите слушать, —
говорила тетя Соня, досадовавшая главным образом за то, что не умела сердиться. Ну, не могла она этого сделать, — не могла решительно!
— Милая! милая! —
говорила тетя, вскрикивая, как в истерике. — Приехала наша настоящая хозяйка! Пойми, ведь ты наша хозяйка, наша королева! Тут все твое! Милая, красавица, я не тетка, а твоя послушная раба!
Неточные совпадения
— Поздравляю,
тетя Соня, —
говорил Нехлюдов, целуя руки Софьи Ивановны, — простите, замочил вас.
Когда в его отсутствие у него в деревне однажды сделали обыск, явление не редкое в России, он пришел в такое бешенство, что потребовал от правительства извинения перед ним, просил, чтобы его
тетя, близкая ко двору,
говорила об этом с Александром III, и грозил навсегда покинуть Россию.
— Монастыри,
тетя, отжившие учреждения. Это все
говорят.
— Да чего вы! — вскричала она в изумлении. — Ба, да ведь и правда, что они скрывают! Я верить не хотела. Дашу тоже скрывают.
Тетя давеча меня не пустила к Даше,
говорит, что у ней голова болит.
— И maman тоже скажите, чтобы сейчас же приезжала за мной к
тете; maman непременно, непременно хотела заехать, она давеча сама
говорила, я забыла вас предуведомить, — трещала Лиза, — виновата, не сердитесь, Julie… chère cousine…
тетя, я готова!