Неточные совпадения
И, говоря это, толстая Аксинья, раньше чем кто-либо из
детей мог предвидеть это, тяжело уселась на кучу соломы, под которой притаился злополучный Митька. Уселась и тотчас же вскочила на ноги как ужаленная. Глаза ее, выпученные и испуганные,
стали совсем круглые от страха, рот широко раскрылся.
Юрик сдержал свое слово: и он, и его братья теперь решили всячески ублажать и радовать добряка Гросса. Хотя Юрик еще не выздоровел вполне и оставался в постели, но старался всеми силами облегчить доброму Гроссу его уход за ним. Капризы и требования Юрика разом прекратились, и из упрямого, настойчивого и требовательного больного он превратился в трогательно покорного
ребенка. Бобка и Сережа, видя такое смирение со стороны своего «главаря» Юрика,
стали, по своему обыкновению, подражать ему во всем.
Красный, взволнованный Фридрих Адольфович, не на шутку рассерженный неожиданным появлением незваного гостя,
стал изо всех сил гнать злополучного теленка со сцены, а тот, думая, что с ним играют, скакал такими уморительными прыжками, убегая от своего преследователя, что чуть не уморил
детей со смеха.
А князь опять больнехонек… // Чтоб только время выиграть, // Придумать: как тут быть, // Которая-то барыня // (Должно быть, белокурая: // Она ему, сердечному, // Слыхал я, терла щеткою // В то время левый бок) // Возьми и брякни барину, // Что мужиков помещикам // Велели воротить! // Поверил! Проще малого //
Ребенка стал старинушка, // Как паралич расшиб! // Заплакал! пред иконами // Со всей семьею молится, // Велит служить молебствие, // Звонить в колокола!
Потом уже начинались повторения: рождение детей, обряды, пиры, пока похороны не изменят декорации; но ненадолго: одни лица уступают место другим,
дети становятся юношами и вместе с тем женихами, женятся, производят подобных себе — и так жизнь по этой программе тянется беспрерывной однообразною тканью, незаметно обрываясь у самой могилы.
До этой ночи, пока она надеялась на то, что он заедет, она не только не тяготилась ребенком, которого носила под сердцем, но часто удивленно умилялась на его мягкие, а иногда порывистые движения в себе. Но с этой ночи всё стало другое. И будущий
ребенок стал только одной помехой.
Посещения мальчиков ей сначала не понравились и только сердили ее, но потом веселые крики и рассказы
детей стали развлекать и ее и до того под конец ей понравились, что, перестань ходить эти мальчики, она бы затосковала ужасно.
В самом деле, большей частию в это время немца при детях благодарят, дарят ему часы и отсылают; если он устал бродить с детьми по улицам и получать выговоры за насморк и пятны на платьях, то немец при
детях становится просто немцем, заводит небольшую лавочку, продает прежним питомцам мундштуки из янтаря, одеколон, сигарки и делает другого рода тайные услуги им.
Неточные совпадения
Г-жа Простакова. Правда твоя, Адам Адамыч; да что ты
станешь делать?
Ребенок, не выучась, поезжай-ка в тот же Петербург; скажут, дурак. Умниц-то ныне завелось много. Их-то я боюсь.
Г-жа Простакова. Старинные люди, мой отец! Не нынешний был век. Нас ничему не учили. Бывало, добры люди приступят к батюшке, ублажают, ублажают, чтоб хоть братца отдать в школу. К
статью ли, покойник-свет и руками и ногами, Царство ему Небесное! Бывало, изволит закричать: прокляну
ребенка, который что-нибудь переймет у басурманов, и не будь тот Скотинин, кто чему-нибудь учиться захочет.
— Тише,
дети, тише! — даже сердито закричал Левин на
детей,
становясь пред женой, чтобы защитить ее, когда толпа
детей с визгом радости разлетелась им навстречу.
И Левину вспомнилась недавняя сцена с Долли и ее
детьми.
Дети, оставшись одни,
стали жарить малину на свечах и лить молоко фонтаном в рот. Мать, застав их на деле, при Левине
стала внушать им, какого труда стоит большим то, что они разрушают, и то, что труд этот делается для них, что если они будут бить чашки, то им не из чего будет пить чай, а если будут разливать молоко, то им нечего будет есть, и они умрут с голоду.
«Ну-ка, пустить одних
детей, чтоб они сами приобрели, сделали посуду, подоили молоко и т. д.
Стали бы они шалить? Они бы с голоду померли. Ну-ка, пустите нас с нашими страстями, мыслями, без понятия о едином Боге и Творце! Или без понятия того, что есть добро, без объяснения зла нравственного».