— Безостановочно продолжает муж после вопроса «слушаешь ли», — да, очень приятные для меня перемены, — и он довольно подробно рассказывает; да ведь она три четверти этого знает, нет, и все знает, но все равно:
пусть он рассказывает, какой он добрый! и он все рассказывает: что уроки ему давно надоели, и почему в каком семействе или с какими учениками надоели, и как занятие в заводской конторе ему не надоело, потому что оно важно, дает влияние на народ целого завода, и как он кое-что успевает там делать: развел охотников учить грамоте, выучил их, как учить грамоте, вытянул из фирмы плату этим учителям, доказавши, что работники от этого будут меньше портить машины и работу, потому что от этого пойдет уменьшение прогулов и пьяных глаз, плату самую пустую, конечно, и как он оттягивает рабочих от пьянства, и для этого часто бывает в их харчевнях, — и мало ли что такое.
Неточные совпадения
— Нет, никогда, никогда!
Он гадок, это отвратительно! Я не увижусь,
пусть меня съедят, я брошусь из окна, я пойду собирать милостыню… но отдать руку гадкому, низкому человеку — нет, лучше умереть.
Оказалось, что она не осуществит
их в звания любовницы, — ну,
пусть осуществляет в звании жены; это все равно, главное дело не звание, а позы, то есть обладание.
Верочка после двух — трех ее колких фраз ушла в свою комнату; пока
они не ушла, Марья Алексевна не думала, что нужно уйти, думала, что нужно отвечать колкостями на колкости, но, когда Верочка ушла, Марья Алексевна сейчас поняла: да, уйти лучше всего, —
пусть ее допекает сын, это лучше!
«Скажи сестре, что
их разговор не дает мне уснуть;
пусть уйдут куда подальше, чтоб не мешали.
— Так, так, Верочка. Всякий
пусть охраняет свою независимость всеми силами, от всякого, как бы ни любил
его, как бы ни верил
ему. Удастся тебе то, что ты говоришь, или нет, не знаю, но это почти все равно: кто решился на это, тот уже почти оградил себя:
он уже чувствует, что может обойтись сам собою, отказаться от чужой опоры, если нужно, и этого чувства уже почти довольно. А ведь какие мы смешные люди, Верочка! ты говоришь: «не хочу жить на твой счет», а я тебя хвалю за это. Кто же так говорит, Верочка?
Они составляют грязь в этом соединении, но
пусть немного переменится расположение атомов, и выйдет что-нибудь другое: и все другое, что выйдет, будет также здоровое, потому что основные элементы здоровы.
Но когда
он ушел, она поплакала; только теперь она или поняла, или могла заметить, что поняла смысл возобновления любви, что «мне теперь уже нечего беречь тебя, не сбережешь; по крайней мере,
пусть ты порадуешься».
Идиллия нынче не в моде, и я сам вовсе не люблю ее, то есть лично я не люблю, как не люблю гуляний, не люблю спаржи, — мало ли, до чего я не охотник? ведь нельзя же одному человеку любить все блюда, все способы развлечений; но я знаю, что эти вещи, которые не по моему личному вкусу, очень хорошие вещи, что
они по вкусу, или были бы по вкусу, гораздо большему числу людей, чем те, которые, подобно мне, предпочитают гулянью — шахматную игру, спарже — кислую капусту с конопляным маслом; я знаю даже, что у большинства, которое не разделяет моего вкуса к шахматной игре, и радо было бы не разделять моего вкуса к кислой капусте с конопляным маслом, что у
него вкусы не хуже моих, и потому я говорю:
пусть будет на свете как можно больше гуляний, и
пусть почти совершенно исчезнет из света, останется только античною редкостью для немногих, подобных мне чудаков, кислая капуста с конопляным маслом!
Им кажется, что идиллия недоступна, потому
они и придумали: «
пусть она будет не в моде».
Кирсанов даже не всегда слушался этих напоминаний: не поедет
он к этому знакомому,
пусть сердится этот господин, или: работа не уйдет, время еще есть, а
он досидит вечер здесь.
Это всегда так бывает: если явилось в человеке настроение искать чего-нибудь,
он во всем находит то, чего ищет;
пусть не будет никакого следа, а
он так вот и видит ясный след;
пусть не будет и тени, а
он все-таки видит не только тень
его, что
ему нужно, но и все, что
ему нужно, видит в самых несомненных чертах, и эти черты с каждым новым взглядом, с каждою новою мыслью
его делаются все яснее.
Сказали
ему через неделю: «покорись», — «не хочу», — «лопнешь», — «а
пусть, не хочу»; через месяц то же сказали,
он отвечал то же, и точно: покориться — не покорился, а лопнуть — лопнул.
А если, несмотря на неизлечимость, все-таки лечить ее, то
пусть лечит Кирсанов или кто другой из
его приятелей — наглецов — мальчишек.
Полозов очень удивился, услышав, что упадок сил
его дочери происходит от безнадежной любви; еще больше удивился, услышав имя человека, в которого она влюблена, и твердо сказал: «
Пусть лучше умирает, чем выходит за
него.
— «Она безумная; глупо вверять такому ребенку
его судьбу;
пусть лучше умрет»: с этих пунктов никак нельзя было сбить
его.
Конечно, в других таких случаях Кирсанов и не подумал бы прибегать к подобному риску. Гораздо проще: увезти девушку из дому, и
пусть она венчается, с кем хочет. Но тут дело запутывалось понятиями девушки и свойствами человека, которого она любила. При своих понятиях о неразрывности жены с мужем она стала бы держаться за дрянного человека, когда бы уж и увидела, что жизнь с
ним — мучение. Соединить ее с
ним — хуже, чем убить. Потому и оставалось одно средство — убить или дать возможность образумиться.
При
них,
пусть она будет входить в какие угодно отношения, это тоже почти ни в коем случае не может дать ей опытности; пользы от этого ждать нельзя, а опасность огромная.
— Да вот, ваше превосходительство, как!.. — Тут Чичиков осмотрелся и, увидя, что камердинер с лоханкою вышел, начал так: — Есть у меня дядя, дряхлый старик. У него триста душ и, кроме меня, наследников никого. Сам управлять именьем, по дряхлости, не может, а мне не передает тоже. И какой странный приводит резон: «Я, говорит, племянника не знаю; может быть, он мот.
Пусть он докажет мне, что он надежный человек, пусть приобретет прежде сам собой триста душ, тогда я ему отдам и свои триста душ».