Неточные совпадения
— Счастлив твой бог! — однако не утерпела Марья Алексевна, рванула дочь за волосы, — только раз, и то слегка. — Ну, пальцем не трону, только завтра
чтоб была весела! Ночь спи, дура! Не вздумай плакать. Смотри, если увижу завтра, что бледна или глаза заплаканы! Спущала до сих пор… не спущу. Не пожалею смазливой-то рожи, уж заодно пропадать будет,
так хоть дам себя знать.
Я ношу накладной бюст, как ношу платье, юбку, рубашку не потому,
чтоб это мне нравилось, — по — моему, было бы лучше без этих ипокритств, — а потому, что это
так принято в обществе.
— Но если
так, я прошу у вас одной пощады: вы теперь еще слишком живо чувствуете, как я оскорбил вас… не давайте мне теперь ответа, оставьте мне время заслужить ваше прощение! Я кажусь вам низок, подл, но посмотрите, быть может, я исправлюсь, я употреблю все силы на то,
чтоб исправиться! Помогите мне, не отталкивайте меня теперь, дайте мне время, я буду во всем слушаться вас! Вы увидите, как я покорен; быть может, вы увидите во мне и что-нибудь хорошее, дайте мне время.
Впрочем, мы знаем пока только, что это было натурально со стороны Верочки: она не стояла на той степени развития, чтобы стараться «побеждать дикарей» и «сделать этого медведя ручным», — да и не до того ей было: она рада была, что ее оставляют в покое; она была разбитый, измученный человек, которому как-то посчастливилось прилечь
так, что сломанная рука затихла, и боль в боку не слышна, и который боится пошевельнуться,
чтоб не возобновилась прежняя ломота во всех суставах.
— Это моя тайна, которой Федя не расскажет вам. Я совершенно разделяю желание бедных,
чтоб их не было, и когда-нибудь это желание исполнится: ведь раньше или позже мы сумеем же устроить жизнь
так, что не будет бедных; но…
— Вы желаете,
чтоб она сделала для вас что-нибудь
такое, что ей неприятно или вредно?
А вот он говорит, что его невеста растолковала всем, кто ее любит, что это именно все
так будет, как мне казалось, и растолковала
так понятно, что все они стали заботиться,
чтоб это поскорее
так было.
Не все-то
так хитро делается, как хитро выходит, Лопухов не рассчитывал на этот результат, когда покупал вино: он хотел только дать взятку Марье Алексевне,
чтоб не потерять ее благосклонности, назвавшись на обед.
— Вера Павловна, я вам предложил свои мысли об одной стороне нашей жизни, — вы изволили совершенно ниспровергнуть их вашим планом, назвали меня тираном, поработителем, — извольте же придумывать сами, как будут устроены другие стороны наших отношений! Я считаю напрасным предлагать свои соображения,
чтоб они были точно
так же изломаны вами. Друг мой, Верочка, да ты сама скажи, как ты думаешь жить; наверное мне останется только сказать: моя милая! как она умно думает обо всем!
— Ах, мой милый, скажи: что это значит эта «женственность»? Я понимаю, что женщина говорит контральтом, мужчина — баритоном,
так что ж из этого? стоит ли толковать из — за того,
чтоб мы говорили контральтом? Стоит ли упрашивать нас об этом? зачем же все
так толкуют нам, чтобы мы оставались женственны? Ведь это глупость, мой милый?
— Ну, мой друг, у нас был уговор,
чтоб я не целовал твоих рук, да ведь то говорилось вообще, а на
такой случай уговора не было. Давайте руку, Вера Павловна.
Вера Павловна попробовала сказать,
чтоб он бросил толковать об этом, что это пустяки, он привязался к слову «пустяки» и начал нести
такую же пошлую чепуху, как в разговоре с Лопуховым: очень деликатно и тонко стал развивать ту тему, что, конечно, это «пустяки», потому что он понимает свою маловажность для Лопуховых, но что он большего и не заслуживает, и т. д., и все это говорилось темнейшими, тончайшими намеками в самых любезных выражениях уважения, преданности.
Нет, вперед лучше буду просить «миленького» брать билеты и в оперу ездить буду с миленьким: миленький никогда этого не сделает,
чтоб я осталась без билета, а ездить со мною он всегда будет рад, ведь он у меня
такой милый, мой миленький.
— Тогда, действительно, они будут мне приятны. Я и
так люблю их, но тогда мне приятнее будет иметь их. Но, Верочка, ты была задумчива, ты думала о своем сне. Позволишь ли ты мне просить тебя,
чтоб ты побольше рассказала мне об этом сне, который
так напугал тебя?
— Ты, кажется, хочешь, Дмитрий,
чтоб я
так и остался с мнением, что у тебя низкие мысли.
— Не в том смысле я говорил. Я
такой обиды не нанесу тебе,
чтоб думать, что ты можешь почесть меня за вора. Свою голову я отдал бы в твои руки без раздумья. Надеюсь, имею право ждать этого и от тебя. Но о чем я думаю, то мне знать. А ты делай, и только.
Он не пошел за ней, а прямо в кабинет; холодно, медленно осмотрел стол, место подле стола; да, уж он несколько дней ждал чего-нибудь подобного, разговора или письма, ну, вот оно, письмо, без адреса, но ее печать; ну, конечно, ведь она или искала его,
чтоб уничтожить, или только что бросила, нет, искала: бумаги в беспорядке, но где ж ей било найти его, когда она, еще бросая его, была в
такой судорожной тревоге, что оно, порывисто брошенное, как уголь, жегший руку, проскользнуло через весь стол и упало на окно за столом.
И действительно, он не навязывал: никак нельзя было спастись от того,
чтоб он, когда находил это нужным, не высказал вам своего мнения настолько, чтобы вы могли понять, о чем и в каком смысле он хочет говорить; но он делал это в двух — трех словах и потом спрашивал: «Теперь вы знаете, каково было бы содержание разговора; находите ли вы полезным иметь
такой разговор?» Если вы сказали «нет», он кланялся и отходил.
— Причина очень солидная. Надобно было, чтобы другие видели, в каком вы расстройстве,
чтоб известие о вашем ужасном расстройстве разнеслось для достоверности события, вас расстроившего. Ведь вы не захотели бы притворяться. Да и невозможно вполне заменить натуру ничем, натура все-таки действует гораздо убедительнее. Теперь три источника достоверности события: Маша, Мерцалова, Рахель. Мерцалова особенно важный источник, — ведь это уж на всех ваших знакомых. Я был очень рад вашей мысли послать за нею.
Сколько времени где я проживу, когда буду где, — этого нельзя определить, уж и по одному тому, что в числе других дел мне надобно получить деньги с наших торговых корреспондентов; а ты знаешь, милый друг мой» — да, это было в письме: «милый мой друг», несколько раз было,
чтоб я видела, что он все по-прежнему расположен ко мне, что в нем нет никакого неудовольствия на меня, вспоминает Вера Павловна: я тогда целовала эти слова «милый мой друг», — да, было
так: — «милый мой друг, ты знаешь, что когда надобно получить деньги, часто приходится ждать несколько дней там, где рассчитывал пробыть лишь несколько часов.
На этой царице нет никаких украшений, — она
так прекрасна, что ее поклонники не хотели,
чтоб она имела одежду, ее дивные формы не должны быть скрыты от их восхищенных глаз.
Она опять окружена всем блеском своего сияния, и опять голос ее невыразимо упоителен. Но на минуту, когда она переставала быть царицею,
чтоб дать узнать себя, неужели это
так? Неужели это лицо видела, неужели этот голос слышала Вера Павловна?
— Если
так, поручите вашему батюшке,
чтоб он сказал ему это.
—
Так, конечно, я это видел; но все-таки, я вам скажу теперь, — это уже секрет; пойдем в ту комнату и сядем там,
чтоб он не слышал.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему всё бы только рыбки! Я не иначе хочу,
чтоб наш дом был первый в столице и
чтоб у меня в комнате
такое было амбре,
чтоб нельзя было войти и нужно бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза и нюхает.)Ах, как хорошо!
Хлестаков (пишет).Ну, хорошо. Отнеси только наперед это письмо; пожалуй, вместе и подорожную возьми. Да зато, смотри,
чтоб лошади хорошие были! Ямщикам скажи, что я буду давать по целковому; чтобы
так, как фельдъегеря, катили и песни бы пели!.. (Продолжает писать.)Воображаю, Тряпичкин умрет со смеху…
Да объяви всем,
чтоб знали: что вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за
такого, что и на свете еще не было, что может все сделать, все, все, все!
Купцы. Ей-богу!
такого никто не запомнит городничего.
Так все и припрятываешь в лавке, когда его завидишь. То есть, не то уж говоря,
чтоб какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив
такой, что лет уже по семи лежит в бочке, что у меня сиделец не будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь, ни в чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и на Онуфрия его именины. Что делать? и на Онуфрия несешь.
— дворянин учится наукам: его хоть и секут в школе, да за дело,
чтоб он знал полезное. А ты что? — начинаешь плутнями, тебя хозяин бьет за то, что не умеешь обманывать. Еще мальчишка, «Отче наша» не знаешь, а уж обмериваешь; а как разопрет тебе брюхо да набьешь себе карман,
так и заважничал! Фу-ты, какая невидаль! Оттого, что ты шестнадцать самоваров выдуешь в день,
так оттого и важничаешь? Да я плевать на твою голову и на твою важность!