Неточные совпадения
Здесь же считаю не излишним заметить, что
в определении
красоты как единства идеи и образа, —
в этом определении, имеющем
в виду не прекрасное живой
природы, а прекрасные произведения искусств, уже скрывается зародыш или результат того направления, по которому эстетика обыкновенно отдает предпочтение прекрасному
в искусстве перед прекрасным
в живой действительности.
[Можно даже вообще сказать, что, читая
в эстетике Гегеля те места, где говорится о том, что прекрасно
в действительности, приходишь к мысли, что бессознательно принимал он прекрасным
в природе говорящее нам о жизни, между тем как сознательно поставлял
красоту в полноте проявления идеи.
Кроме того, именно по самой живости (Lebendigkeit), составляющей неотъемлемое преимущество прекрасного
в действительности,
красота его мимолетна; основание этой мимолетности
в том, что прекрасное
в действительности возникает не из стремления к прекрасному; оно возникает и существует по общему стремлению
природы к жизни, при осуществлении которого появляется только вследствие случайных обстоятельств, а не как что-нибудь преднамеренное (ailes Naturschöne nicht gewolt ist).
Потому прекрасное
в природе живо; но, находясь среди неисчислимо разнообразных отношений, оно подвергается столкновениям, порче со всех сторон; потому что
природа заботится о всей массе предметов, а не об одном отдельном предмете, ей нужно сохранение, а не собственно
красота.
Непреднамеренность (das Nichtgewolltsein) — сущность всего прекрасного
в природе; она лежит
в его сущности
в такой степени, что на нас чрезвычайно неприятно действует, если мы замечаем
в сфере реального прекрасного какой бы то ни было преднамеренный расчет именно на
красоту.
Но благоприятность случая не только редка и мимолетна, — она вообще должна считаться благоприятностью только относительною: вредная, искажающая случайность всегда оказывается
в природе не вполне побежденною, если мы отбросим светлую маску, накидываемую отдаленностью места и времени на восприятие (Wahrnehm ng) прекрасного
в природе, и строже всмотримся
в предмет; искажающая случайность вносит
в прекрасную, по-видимому, группировку нескольких предметов много такого, что вредит ее полной
красоте; мало того, эта вредящая случайность вторгается и
в отдельный предмет, который казался нам сначала вполне прекрасен, и мы видим, что ничто не изъято от ее владычества.
Притом же непреднамеренна
красота только
в природе бесчувственной, мертвой: птица и животное уже заботятся о своей внешности, беспрестанно охорашиваются, почти все они любят опрятность.
Если мы должны вообще видеть
в природе не цели, а только результаты, и потому не можем назвать
красоту целью
природы, то не можем не назвать ее существенным результатом, к произведению которого напряжены силы
природы.
Но, может быть, не излишне сказать, что и преднамеренные стремления художника (особенно поэта) не всегда дают право сказать, чтобы забота о прекрасном была истинным источником его художественных произведений; правда, поэт всегда старается «сделать как можно лучше»; но это еще не значит, чтобы вся его воля и соображения управлялись исключительно или даже преимущественно заботою о художественности или эстетическом достоинстве произведения: как у
природы есть много стремлений, находящихся между собою
в борьбе и губящих или искажающих своею борьбою
красоту, так и
в художнике,
в поэте есть много стремлений, которые своим влиянием на его стремление к прекрасному искажают
красоту его произведения.
Одним словом, если
красота в действительности развивается
в борьбе с другими стремлениями
природы, то и
в искусстве
красота развивается также
в борьбе с другими стремлениями и потребностями человека, ее создающего; если
в действительности эта борьба портит или губит
красоту, то едва ли менее шансов, что она испортит или погубит ее
в произведении искусства; если
в действительности прекрасное развивается под влияниями, ему чуждыми, не допускающими его быть только прекрасным, то и создание художника или поэта развивается множеством различных стремлений, результат которых должен быть таков же.
Потому не может быть и вопроса, как
в этих случаях относится
красота произведений искусства к
красоте произведений
природы:
в природе нет предметов, с которыми было бы Можно сравнивать ножи, вилки, сукно, часы; точно так же
в ней нет предметов, с которыми было бы можно сравнивать дома, мосты, колонны и т. п.
Человек с неиспорченных эстетическим чувством наслаждается
природою вполне, не находит недостатков
в ее
красоте.
Окончательный вывод из этих суждений о скульптуре и живописи: мы видим, что произведения того и другого искусства по многим и существеннейшим элементам (по
красоте очертаний, по абсолютному совершенству исполнения, по выразительности и т. д.) неизмеримо ниже
природы и жизни; но, кроме одного маловажного преимущества живописи, о котором сейчас говорили, решительно не видим,
в чем произведения скульптуры или живописи стояли бы выше
природы и действительной жизни.
Естественное пение как излияние чувства, будучи произведением
природы, а не искусства, заботящегося о
красоте, имеет, однако, высокую
красоту; потому является
в человеке желание петь нарочно, подражать естественному пению.
Точно так же и с приговором эстетики о созданиях
природы и искусства: малейший, истинный или мнимый, недостаток
в произведении
природы — и эстетика толкует об этом недостатке, шокируется им, готова забывать о всех достоинствах, о всех
красотах: стоит ли ценить их,
в самом деле, когда они явились без всякого усилия!
Тот же самый недостаток
в произведении искусства во сто раз больше, грубее и окружен еще сотнями других недостатков, — и мы не видим всего этого, а если видим, то прощаем и восклицаем: «И на солнце есть пятна!» Собственно говоря, произведения искусства могут быть сравниваемы только друг с другом при определении относительного их достоинства; некоторые из них оказываются выше всех остальных; и
в восторге от их
красоты (только относительной) мы восклицаем: «Они прекраснее самой
природы и жизни!
Природа и жизнь производят прекрасное, не заботясь о
красоте, она является
в действительности без усилия, и, следовательно, без заслуги
в наших глазах, без права на сочувствие, без права на снисхождение; да и к чему снисхождение, когда прекрасного
в действительности так много!
В человеческой жизни —
красота и любовь;
в природе — трудно и решить, что именно — так много
в ней
красоты.
Неточные совпадения
Да, и штабс-капитан:
в сердцах простых чувство
красоты и величия
природы сильнее, живее во сто крат, чем
в нас, восторженных рассказчиках на словах и на бумаге.
— Большинство людей только ищет
красоту, лишь немногие создают ее, — заговорил он. — Возможно, что
в природе совершенно отсутствует
красота, так же как
в жизни — истина; истину и
красоту создает сам человек…
— А
природа? А
красота форм
в природе? Возьмите Геккеля, — победоносно кричал писатель, —
в ответ ему поползли равнодушные слова:
Андрей часто, отрываясь от дел или из светской толпы, с вечера, с бала ехал посидеть на широком диване Обломова и
в ленивой беседе отвести и успокоить встревоженную или усталую душу, и всегда испытывал то успокоительное чувство, какое испытывает человек, приходя из великолепных зал под собственный скромный кров или возвратясь от
красот южной
природы в березовую рощу, где гулял еще ребенком.
Часто погружались они
в безмолвное удивление перед вечно новой и блещущей
красотой природы. Их чуткие души не могли привыкнуть к этой
красоте: земля, небо, море — все будило их чувство, и они молча сидели рядом, глядели одними глазами и одной душой на этот творческий блеск и без слов понимали друг друга.