Неточные совпадения
Бледность, томность, болезненность имеют еще другое значение для светских
людей: если поселянин ищет отдыха, спокойствия, то
люди образованного общества, у которых материальной нужды и физической усталости не
бывает, но которым зато часто
бывает скучно от безделья и отсутствия материальных забот, ищут «сильных ощущений, волнений, страстей», которыми придается цвет, разнообразие, увлекательность светской жизни, без того монотонной и бесцветной.
Она отпечатывается в выражении лица, всего яснее в глазах — потому выражение лица, о котором так мало говорится в народных песнях, получает огромное значение в понятиях о красоте, господствующих между образованными
людьми; и часто
бывает, что
человек кажется нам прекрасен только потому, что у него прекрасные, выразительные глаза.
Но гораздо чаще лицо «некрасиво» не по выражению, а по самым чертам: черты лица некрасивы
бывают в том случае, когда лицевые кости дурно организованы, когда хрящи и мускулы в своем развитии более или менее носят отпечаток уродливости, т. е. когда первое развитие
человека совершалось в неблагоприятных обстоятельствах.
В млекопитающих животных, организация которых более близким образом сравнивается нашими глазами с наружностью
человека, прекрасным кажется
человеку округленность форм, полнота и свежесть; кажется прекрасным грациозность движений, потому что грациозными
бывают движения какого-нибудь существа тогда, когда оно «хорошо сложено», т. е. напоминает
человека хорошо сложенного, а не урода.
Она говорит: «свободное действие
человека возмущает естественный ход природы; природа и ее законы восстают против оскорбителя своих прав; следствием этого
бывают страдание и погибель действующего лица, если действие было так могущественно, что вызванное им противодействие было серьезно: потому все великое подлежит трагической участи».
И даже надобно вообще сказать, что участь великих
людей обыкновенно
бывает легче участи незамечательных
людей; впрочем, опять не от особенного расположения судьбы к замечательным или нерасположения к незамечательным
людям, а просто потому, что у первых больше сил, ума, энергии, что другие
люди больше питают к ним уважения, сочувствия, скорее готовы содействовать им.
Здесь можно указать на одну сторону этой связи: по греческим понятиям о судьбе, в погибели своей
бывает всегда виноват сам
человек; если бы он поступил иначе, его не постигла бы погибель.
Правда, что большая часть произведений искусства дает право прибавить: «ужасное, постигающее
человека, более или менее неизбежно»; но, во-первых, сомнительно, до какой степени справедливо поступает искусство, представляя это ужасное почти всегда неизбежным, когда в самой действительности оно
бывает большею частию вовсе не неизбежно, а чисто случайно; во-вторых, кажется, что очень часто только по привычке доискиваться во всяком великом произведении искусства «необходимого сцепления обстоятельств», «необходимого развития действия из сущности самого действия» мы находим, с грехом пополам, «необходимость в ходе событий» и там, где ее вовсе нет, например, в большей части трагедий Шекспира.
В
человеке красота редко
бывает совершенно непреднамеренною: забота о своей наружности чрезвычайно сильна у всех нас.
Пуста и бесцветна
бывает жизнь только у бесцветных
людей, которые толкуют о чувствах и потребностях, на самом деле не будучи способны иметь никаких особенных чувств и потребностей, кроме потребности рисоваться.
«Иногда физиогиомия выражает всю полноту жизни, иногда она не выражает ничего», — нет; справедливо то, что иногда физиогномия
бывает чрезвычайно выразительна, иногда она гораздо менее выразительна; но чрезвычайно редки минуты, когда физиогномия
человека, светящаяся умом или добротою,
бывает лишена выражения: умное лицо и во время сна сохраняет выражение ума, доброе лицо сохраняет и во сне выражение доброты, а беглое разнообразие выражения в лице выразительном придает ему новую красоту.
Правда, искусству иногда удается безукоризненно сгруппировать фигуры, но напрасно будет оно превозноситься своею чрезвычайно редкою удачею; потому что в действительности никогда не
бывает в этом отношении неудачи: в каждой группе живых
людей все держат себя совершенно сообразно 1) сущности сцены, происходящей между ними, 2) сущности собственного своего характера и 3) условиям обстановки.
Положим, что все это совершенно справедливо и что всегда
бывает именно так; но квинт-эссенция вещи обыкновенно не похожа
бывает на самую вещь: теин — не чай, алкоголь — не вино; по правилу, приведенному выше, в самом деле поступают «сочинители», дающие нам вместо
людей квинт-эссенцию героизма и злобы в виде чудовищ порока и каменных героев.
Не говорим пока о том, что следствием подобного обыкновения
бывает идеализация в хорошую и дурную сторону, или просто говоря, преувеличение; потому что мы не говорили еще о значении искусства, и рано еще решать, недостаток или достоинство эта идеализация; скажем только, что вследствие постоянного приспособления характера
людей к значению событий является в поэзии монотонность, однообразны делаются лица и даже самые события; потому что от разности в характерах действующих лиц и самые происшествия, существенно сходные, приобретали бы различный оттенок, как это
бывает в жизни, вечно разнообразной, вечно новой, между тем как в поэтических произведениях очень часто приходится читать повторения.
Содержание, достойное внимания мыслящего
человека, одно только в состоянии избавить искусство от упрека, будто бы оно — пустая забава, чем оно и действительно
бывает чрезвычайно часто; художественная форма не спасет от презрения или сострадательной улыбки произведение искусства, если оно важностью своей идеи не в состоянии дать ответа на вопрос: «да стоило ли трудиться над подобными пустяками?» Бесполезное не имеет права на уважение.
Следствием всего этого
бывает монотонность произведений поэзии:
люди все «а один лад, события развиваются по известным рецептам, с первых страниц видно, что будет дальше, и не только, что будет, но и как будет.
Бывают люди, у которых суждение о явлениях жизни состоит почти только в том, что они обнаруживают расположение к известным сторонам действительности и избегают других — это
люди, у которых умственная деятельность слаба, когда подобный
человек — поэт или художник, его произведения не имеют другого значения, кроме воспроизведения любимых им сторон жизни.
Неточные совпадения
Осип. Да, хорошее. Вот уж на что я, крепостной
человек, но и то смотрит, чтобы и мне было хорошо. Ей-богу!
Бывало, заедем куда-нибудь: «Что, Осип, хорошо тебя угостили?» — «Плохо, ваше высокоблагородие!» — «Э, — говорит, — это, Осип, нехороший хозяин. Ты, говорит, напомни мне, как приеду». — «А, — думаю себе (махнув рукою), — бог с ним! я
человек простой».
Городничий. Нет, нет; позвольте уж мне самому.
Бывали трудные случаи в жизни, сходили, еще даже и спасибо получал. Авось бог вынесет и теперь. (Обращаясь к Бобчинскому.)Вы говорите, он молодой
человек?
Тут увидел я, что между
людьми случайными и
людьми почтенными
бывает иногда неизмеримая разница, что в большом свете водятся премелкие души и что с великим просвещением можно быть великому скареду.
Г-жа Простакова. Старинные
люди, мой отец! Не нынешний был век. Нас ничему не учили.
Бывало, добры
люди приступят к батюшке, ублажают, ублажают, чтоб хоть братца отдать в школу. К статью ли, покойник-свет и руками и ногами, Царство ему Небесное!
Бывало, изволит закричать: прокляну ребенка, который что-нибудь переймет у басурманов, и не будь тот Скотинин, кто чему-нибудь учиться захочет.
Г-жа Простакова. Без наук
люди живут и жили. Покойник батюшка воеводою был пятнадцать лет, а с тем и скончаться изволил, что не умел грамоте, а умел достаточек нажить и сохранить. Челобитчиков принимал всегда,
бывало, сидя на железном сундуке. После всякого сундук отворит и что-нибудь положит. То-то эконом был! Жизни не жалел, чтоб из сундука ничего не вынуть. Перед другим не похвалюсь, от вас не потаю: покойник-свет, лежа на сундуке с деньгами, умер, так сказать, с голоду. А! каково это?