Неточные совпадения
— Великолепно бы! Жаль, что
в аптеках не продают спиритуозов! Впрочем… вы ведь должны продавать вино
как лекарство. Есть у вас vinum gallicum rubrum? [vinum gallicum rubrum (лат.) — красное французское вино]
А она быстро бежит
в спальню и садится у того же окна. Ей видно,
как доктор и поручик, выйдя из
аптеки, лениво отходят шагов на двадцать, потом останавливаются и начинают о чем-то шептаться. О чем? Сердце у нее стучит,
в висках тоже стучит, а отчего — она и сама не знает… Бьется сердце сильно, точно те двое, шепчась там, решают его участь.
Спустя две минуты аптекарша видит,
как Обтесов выходит из
аптеки и, пройдя несколько шагов, бросает на пыльную дорогу мятные лепешки. Из-за угла навстречу ему идет доктор… Оба сходятся и, жестикулируя руками, исчезают
в утреннем тумане.
— А ты прямо на горло наступи старухе, — учила Михалку Варвара Тихоновна. — Небось отдаст деньги, если прижать ей хвост-то. Чего смотреть ей в зубы-то. Все в голос кричат, что Татьяна Власьевна спрятала деньги. Уж это верно,
как в аптеке…
Воспоминания о прошлом томили его постоянно, он никак не мог привыкнуть к музыкантской колбасе, к грубости начальника станции и к мужикам, которые торговались, а, по его мнению, торговаться в буфете было так же неприлично,
как в аптеке.
Неточные совпадения
— А знаешь, я о тебе думал, — сказал Сергей Иванович. — Это ни на что не похоже, что у вас делается
в уезде,
как мне порассказал этот доктор; он очень неглупый малый. И я тебе говорил и говорю: нехорошо, что ты не ездишь на собрания и вообще устранился от земского дела. Если порядочные люди будут удаляться, разумеется, всё пойдет Бог знает
как. Деньги мы платим, они идут на жалованье, а нет ни школ, ни фельдшеров, ни повивальных бабок, ни
аптек, ничего нет.
В аптеке худощавый провизор с тем же равнодушием, с
каким лакей чистил стекла, печатал облаткой порошки для дожидавшегося кучера и отказал
в опиуме.
— А ведь
в сущности предобрый! — заметил Леонтий про Марка, — когда прихворнешь, ходит
как нянька, за лекарством бегает
в аптеку… И чего не знает? Все! Только ничего не делает, да вот покою никому не дает: шалунище непроходимый…
Я воротилась к матери, она ничего, добрая, простила меня, любит маленького, ласкает его; да вот пятый месяц
как отнялись ноги; что доктору переплатили и
в аптеку, а тут, сами знаете, нынешний год уголь, хлеб — все дорого; приходится умирать с голоду.
— Что ж ты молчишь? Сама же другого разговора просила, а теперь молчишь! Я говорю: мы по утрам чай пьем, а немцы кофей. Чай-то, сказывают,
в ихней стороне
в аптеках продается, все равно
как у нас шалфей. А все оттого, что мы не даем…