(Читает.) «Пора, наконец, снова возвестить о тех великих, вечных
идеалах человечества, о тех бессмертных принципах свободы, которые были руководящими звездами наших отцов и которым мы изменили, к несчастью».
— А вот именно об этой царице цариц, об этом
идеале человечества, Мадонне Сикстинской, которая не стоит, по-вашему, стакана или карандаша.
И в «Антихристианине» Ницше восклицает: «Высшие состояния, которые провозглашены
идеалом человечества, как ценность из ценностей, суть эпилеитоидные формы!» Говорит он это как раз о тех состояниях, крайним выражением которых были именно пляски св. Иоанна и св. Вита.
А он понимал свое учение не как какой-то далекий
идеал человечества, исполнение которого невозможно, не как мечтательные поэтические фантазии, которыми он пленял простодушных жителей Галилеи; он понимал свое учение как дело, такое дело, которое спасет человечество, и он не мечтал на кресте, а кричал и умер за свое учение.
Неточные совпадения
Огарев еще прежде меня окунулся в мистические волны. В 1833 он начинал писать текст для Гебелевой [Г е б е л ь — известный композитор того времени. (Прим. А. И. Герцена.)] оратории «Потерянный рай». «В идее потерянного рая, — писал мне Огарев, — заключается вся история
человечества!» Стало быть, в то время и он отыскиваемый рай
идеала принимал за утраченный.
Те, которые не могут, те останутся доживать свой век, как образчики прекрасного сна, которым дремало
человечество. Они слишком жили фантазией и
идеалами, чтоб войти в разумный американский возраст.
Педагогика должна быть прежде всего независимою; ее назначение — воспитывать в нарождающихся отпрысках
человечества идеалы будущего, а не подчинять их смуте настоящего.
Разница заключается только в том, что, создавая
идеалы будущего, просветленная мысль отсекает все злые и темные стороны, под игом которых изнывало и изнывает
человечество».
Стыдно было бы
человечеству, чтобы этот подлый
идеал всеобщей пользы, мелочного труда и позорной прозы восторжествовал бы навеки» [См. мою книгу «Константин Леонтьев.