Неточные совпадения
Младший, Степан, пошел по торговой части и помогал отцу, но настоящей помощи от него не ждали, так как он был слаб здоровьем и глух; его жена Аксинья, красивая, стройная женщина, ходившая в праздники в шляпке и с зонтиком, рано вставала, поздно ложилась и весь день бегала, подобрав свои юбки и гремя ключами,
то в амбар,
то в погреб,
то в лавку, и старик Цыбукин
глядел на нее весело, глаза у него загорались, и в это время он жалел, что на ней женат не старший сын, а младший, глухой, который, очевидно, мало смыслил в женской красоте.
— А что же? Там не деревня. Зайдешь в ресторан подзакусить, спросишь того-другого, компания соберется, выпьешь — ан
глядишь, уже рассвет, и пожалуйте по три или по четыре рубля с каждого. А когда с Самородовым, так
тот любит, чтоб после всего кофий с коньяком, а коньяк по шести гривен рюмочка-с.
Когда старик вернулся со станции,
то в первую минуту не узнал своей младшей невестки. Как только муж выехал со двора, Липа изменилась, вдруг повеселела. Босая, в старой, поношенной юбке, засучив рукава до плеч, она мыла в сенях лестницу и пела тонким серебристым голоском, а когда выносила большую лохань с помоями и
глядела на солнце со своей детской улыбкой,
то было похоже, что это тоже жаворонок.
Сегодня праздник, завтра, в субботу, убирать рожь, возить сено, а потом воскресенье, опять праздник; каждый день погромыхивал дальний гром; парило, похоже было на дождь, и,
глядя теперь на поле, каждый думал о
том, дал бы бог вовремя убраться с хлебом, и было весело и радостно, и непокойно на душе.
— Рубли-то взаправду фальшивые… — проговорил он,
глядя на Аксинью и точно недоумевая. — Это
те… Анисим тогда привез, его подарок. Ты, дочка, возьми, — зашептал он и сунул ей в руки сверток, — возьми, брось в колодец… Ну их! И
гляди, чтоб разговору не было. Чего бы не вышло… Убирай самовар, туши огонь…
Липа
глядела на нее, оторопев, и не понимала, но вдруг уловила взгляд, какой
та бросила на ребенка, и вдруг поняла, и вся помертвела…
До дома было, вероятно, верст двенадцать, но сил не хватало, не было соображения, как идти; месяц блестел
то спереди,
то справа, и кричала всё
та же кукушка, уже осипшим голосом, со смехом, точно дразнила: ой,
гляди, собьешься с дороги!
Она
глядела на небо и думала о
том, где теперь душа ее мальчика: идет ли следом за ней или носится там вверху, около звезд, и уже не думает о своей матери?
— Мой сыночек весь день мучился, — сказала Липа. —
Глядит своими глазочками и молчит, и хочет сказать и не может. Господи батюшка, царица небесная! Я с горя так всё и падала на пол. Стою и упаду возле кровати. И скажи мне, дедушка, зачем маленькому перед смертью мучиться? Когда мучается большой человек, мужик или женщина,
то грехи прощаются, а зачем маленькому, когда у него нет грехов? Зачем?
Назад в Россию пешком шли; и помню, плывем мы на пароме, а я худой-худой, рваный весь, босой, озяб, сосу корку, а проезжий господин тут какой-то на пароме, — если помер,
то царство ему небесное, —
глядит на меня жалостно, слезы текут.
Неточные совпадения
Глядеть весь город съехался, // Как в день базарный, пятницу, // Через неделю времени // Ермил на
той же площади // Рассчитывал народ.
Глянул — и пана Глуховского // Видит на борзом коне, // Пана богатого, знатного, // Первого в
той стороне.
Поля совсем затоплены, // Навоз возить — дороги нет, // А время уж не раннее — // Подходит месяц май!» // Нелюбо и на старые, // Больней
того на новые // Деревни им
глядеть.
С козою с барабанщицей // И не с простой шарманкою, // А с настоящей музыкой // Смотрели тут они. // Комедия не мудрая, // Однако и не глупая, // Хожалому, квартальному // Не в бровь, а прямо в глаз! // Шалаш полным-полнехонек. // Народ орешки щелкает, // А
то два-три крестьянина // Словечком перекинутся — //
Гляди, явилась водочка: // Посмотрят да попьют! // Хохочут, утешаются // И часто в речь Петрушкину // Вставляют слово меткое, // Какого не придумаешь, // Хоть проглоти перо!
На другой день, проснувшись рано, стали отыскивать"языка". Делали все это серьезно, не моргнув. Привели какого-то еврея и хотели сначала повесить его, но потом вспомнили, что он совсем не для
того требовался, и простили. Еврей, положив руку под стегно, [Стегно́ — бедро.] свидетельствовал, что надо идти сначала на слободу Навозную, а потом кружить по полю до
тех пор, пока не явится урочище, называемое Дунькиным вра́гом. Оттуда же, миновав три повёртки, идти куда глаза
глядят.