Неточные совпадения
Глядеть весь город съехался,
Как в день базарный, пятницу,
Через неделю времени
Ермил на
той же площади
Рассчитывал народ.
Глянул — и пана Глуховского
Видит на борзом коне,
Пана богатого, знатного,
Первого в
той стороне.
Поля совсем затоплены,
Навоз возить — дороги нет,
А время уж не раннее —
Подходит месяц май!»
Нелюбо и на старые,
Больней
того на новые
Деревни им
глядеть.
С козою с барабанщицей
И не с простой шарманкою,
А с настоящей музыкой
Смотрели тут они.
Комедия не мудрая,
Однако и не глупая,
Хожалому, квартальному
Не в бровь, а прямо в глаз!
Шалаш полным-полнехонек.
Народ орешки щелкает,
А
то два-три крестьянина
Словечком перекинутся —
Гляди, явилась водочка:
Посмотрят да попьют!
Хохочут, утешаются
И часто в речь Петрушкину
Вставляют слово меткое,
Какого не придумаешь,
Хоть проглоти перо!
На другой день, проснувшись рано, стали отыскивать"языка". Делали все это серьезно, не моргнув. Привели какого-то еврея и хотели сначала повесить его, но потом вспомнили, что он совсем не для
того требовался, и простили. Еврей, положив руку под стегно, [Стегно́ — бедро.] свидетельствовал, что надо идти сначала на слободу Навозную, а потом кружить по полю до
тех пор, пока не явится урочище, называемое Дунькиным вра́гом. Оттуда же, миновав три повёртки, идти куда глаза
глядят.
— Но я только
того и хотел, чтобы застать вас одну, — начал он, не садясь и не
глядя на нее, чтобы не потерять смелости.
Стоя в холодке вновь покрытой риги с необсыпавшимся еще пахучим листом лещинового решетника, прижатого к облупленным свежим осиновым слегам соломенной крыши, Левин
глядел то сквозь открытые ворота, в которых толклась и играла сухая и горькая пыль молотьбы, на освещенную горячим солнцем траву гумна и свежую солому, только что вынесенную из сарая,
то на пестроголовых белогрудых ласточек, с присвистом влетавших под крышу и, трепля крыльями, останавливавшихся в просветах ворот,
то на народ, копошившийся в темной и пыльной риге, и думал странные мысли...
— Зачем я еду? — повторил он,
глядя ей прямо в глаза. — Вы знаете, я еду для
того, чтобы быть там, где вы, — сказал он, — я не могу иначе.
— Ничего, я хотела, чтобы ты оглянулся, — сказала она,
глядя на него и желая догадаться, досадно ли ему или нет
то, что она оторвала его.
— Ну, а ты что делал? — спросила она,
глядя ему в глаза, что-то особенно подозрительно блестевшие. Но, чтобы не помешать ему всё рассказать, она скрыла свое внимание и с одобрительной улыбкой слушала его рассказ о
том, как он провел вечер.
—
То есть вы хотите сказать, что грех мешает ему? — сказала Лидия Ивановна. — Но это ложное мнение. Греха нет для верующих, грех уже искуплен. Pardon, — прибавила она,
глядя на опять вошедшего с другой запиской лакея. Она прочла и на словах ответила: «завтра у Великой Княгини, скажите». — Для верующего нет греха, — продолжала она разговор.
Он шел через террасу и смотрел на выступавшие две звезды на потемневшем уже небе и вдруг вспомнил: «Да,
глядя на небо, я думал о
том, что свод, который я вижу, не есть неправда, и при этом что-то я не додумал, что-то я скрыл от себя, — подумал он. — Но что бы там ни было, возражения не может быть. Стоит подумать, — и всё разъяснится!»
— Экой молодец стал! И
то не Сережа, а целый Сергей Алексеич! — улыбаясь сказал Степан Аркадьич,
глядя на бойко и развязно вошедшего красивого, широкого мальчика в синей курточке и длинных панталонах. Мальчик имел вид здоровый и веселый. Он поклонился дяде, как чужому, но, узнав его, покраснел и, точно обиженный и рассерженный чем-то, поспешно отвернулся от него. Мальчик подошел к отцу и подал ему записку о баллах, полученных в школе.
Она, как часто бывает,
глядя на часы, ждала ее каждую минуту и пропустила именно
ту, когда гостья приехала, так что не слыхала звонка.
Через пять минут братья сошлись в столовой. Хотя Левину и казалось, что не хочется есть, и он сел за обед, только чтобы не обидеть Кузьму, но когда начал есть,
то обед показался ему чрезвычайно вкусен. Сергей Иванович улыбаясь
глядел на него.
— Варя! — сказал он, строго
глядя на нее, — я выстрелил в себя нечаянно. И, пожалуйста, никогда не говори про это и так скажи всем. А
то это слишком глупо!
Пожимаясь от холода, Левин быстро шел,
глядя на землю. «Это что? кто-то едет», подумал он, услыхав бубенцы, и поднял голову. В сорока шагах от него, ему навстречу, по
той большой дороге-муравке, по которой он шел, ехала четверней карета с важами. Дышловые лошади жались от колей на дышло, но ловкий ямщик, боком сидевший на козлах, держал дышлом по колее, так что колеса бежали по гладкому.
― Напротив, вы не можете себе представить, как,
глядя на вас, я всегда учусь
тому, что мне предстоит, именно воспитанию детей.
— Кити! я мучаюсь. Я не могу один мучаться, — сказал он с отчаянием в голосе, останавливаясь пред ней и умоляюще
глядя ей в глаза. Он уже видел по ее любящему правдивому лицу, что ничего не может выйти из
того, что он намерен был сказать, но ему всё-таки нужно было, чтоб она сама разуверила его. — Я приехал сказать, что еще время не ушло. Это всё можно уничтожить и поправить.
— Чудо какая милая! — сказала она,
глядя на Вареньку, в
то время как
та подавала стакан Француженке. — Посмотрите, как всё просто, мило.
«Церковь? Церковь!» повторил Левин, перелег на другую сторону и, облокотившись на руку, стал
глядеть вдаль, на сходившее с
той стороны к реке стадо.
С чувством усталости и нечистоты, производимым ночью в вагоне, в раннем тумане Петербурга Алексей Александрович ехал по пустынному Невскому и
глядел пред собою, не думая о
том, что ожидало его.
Кости ее ног ниже колен казались не толще пальца,
глядя спереди, но зa
то были необыкновенно широки,
глядя с боку.
— Я разбит, я убит, я не человек более! — сказал Алексей Александрович, выпуская ее руку, но продолжая
глядеть в ее наполненные слезами глаза. — Положение мое
тем ужасно, что я не нахожу нигде, в самом себе не нахожу точки опоры.
Сколько раз во время своей восьмилетней счастливой жизни с женой,
глядя на чужих неверных жен и обманутых мужей, говорил себе Алексей Александрович: «как допустить до этого? как не развязать этого безобразного положения?» Но теперь, когда беда пала на его голову, он не только не думал о
том, как развязать это положение, но вовсе не хотел знать его, не хотел знать именно потому, что оно было слишком ужасно, слишком неестественно.
Где он?» Он пошел к жене и, насупившись, не
глядя на нее, спросил у старшей девочки, где
та бумага, которую он дал им.
Левин положил брата на спину, сел подле него и не дыша
глядел на его лицо. Умирающий лежал, закрыв глаза, но на лбу его изредка шевелились мускулы, как у человека, который глубоко и напряженно думает. Левин невольно думал вместе с ним о
том, что такое совершается теперь в нем, но, несмотря на все усилия мысли, чтоб итти с ним вместе, он видел по выражению этого спокойного строгого лица и игре мускула над бровью, что для умирающего уясняется и уясняется
то, что всё так же темно остается для Левина.
Когда встали из-за стола, Левину хотелось итти за Кити в гостиную; но он боялся, не будет ли ей это неприятно по слишком большой очевидности его ухаживанья за ней. Он остался в кружке мужчин, принимая участие в общем разговоре, и, не
глядя на Кити, чувствовал ее движения, ее взгляды и
то место, на котором она была в гостиной.
— Я полагаю, что муж передал вам
те причины, почему я считаю нужным изменить прежние свои отношения к Анне Аркадьевне, — сказал он, не
глядя ей в глаза, а недовольно оглядывая проходившего через гостиную Щербацкого.
Сидя на звездообразном диване в ожидании поезда, она, с отвращением
глядя на входивших и выходивших (все они были противны ей), думала
то о
том, как она приедет на станцию, напишет ему записку и что̀ она напишет ему,
то о
том, как он теперь жалуется матери (не понимая ее страданий) на свое положение, и как она войдет в комнату, и что она скажет ему.
Левин Взял косу и стал примериваться. Кончившие свои ряды, потные и веселые косцы выходили один зa другим на дорогу и, посмеиваясь, здоровались с барином. Они все
глядели на него, но никто ничего не говорил до
тех пор, пока вышедший на дорогу высокий старик со сморщенным и безбородым лицом, в овчинной куртке, не обратился к нему.
—
То, что я тысячу раз говорил и не могу не думать…
то, что я не стою тебя. Ты не могла согласиться выйти за меня замуж. Ты подумай. Ты ошиблась. Ты подумай хорошенько. Ты не можешь любить меня… Если… лучше скажи, — говорил он, не
глядя на нее. — Я буду несчастлив. Пускай все говорят, что̀ хотят; всё лучше, чем несчастье… Всё лучше теперь, пока есть время…
Глядя на нее, он вспоминал все
те милые речи, которые он слышал от нее, всё, что знал про нее хорошего, и всё более и более сознавал, что чувство, которое он испытывает к ней, есть что-то особенное, испытанное им давно-давно и один только раз, в первой молодости.
— Нет, — сказала Кити, покраснев, но
тем смелее
глядя на него своими правдивыми глазами, — девушка может быть так поставлена, что не может без унижения войти в семью, а сама…
— Трудиться для Бога, трудами, постом спасать душу, — с гадливым презрением сказала графиня Лидия Ивановна, — это дикие понятия наших монахов… Тогда как это нигде не сказано. Это гораздо проще и легче, — прибавила она,
глядя на Облонского с
тою самою ободряющею улыбкой, с которою она при Дворе ободряла молодых, смущенных новою обстановкой фрейлин.
— Ты смотришь на меня, — сказала она, — и думаешь, могу ли я быть счастлива в моем положении? Ну, и что ж! Стыдно признаться; но я… я непростительно счастлива. Со мной случилось что-то волшебное, как сон, когда сделается страшно, жутко, и вдруг проснешься и чувствуешь, что всех этих страхов нет. Я проснулась. Я пережила мучительное, страшное и теперь уже давно, особенно с
тех пор, как мы здесь, так счастлива!.. — сказала она, с робкою улыбкой вопроса
глядя на Долли.
— Ну, что? — спросил он ее, с
тем самым выражением
глядя на нее, с которым теперь все обращались к ней.
— А вот вы спорили, Марья Власьевна, что карналины в отлет носят. Глянь-ка у
той в пюсовом, посланница, говорят, с каким подбором… Так, и опять этак.
— Я очень благодарю вас за ваше доверие, но… — сказал он, с смущением и досадой чувствуя, что
то, что он легко и ясно мог решить сам с собою, он не может обсуждать при княгине Тверской, представлявшейся ему олицетворением
той грубой силы, которая должна была руководить его жизнью в глазах света и мешала ему отдаваться своему чувству любви и прощения. Он остановился,
глядя на княгиню Тверскую.
Он стоял, слушал и
глядел вниз,
то на мокрую мшистую землю,
то на прислушивающуюся Ласку,
то на расстилавшееся пред ним под горою море оголенных макуш леса,
то на подернутое белыми полосками туч тускневшее небо.
Теперь они были наедине, и Анна не знала, о чем говорить. Она сидела у окна,
глядя на Долли и перебирая в памяти все
те, казавшиеся неистощимыми, запасы задушевных разговоров, и не находила ничего. Ей казалось в эту минуту, что всё уже было сказано.
— Вот, батюшка, надоели нам эти головорезы; нынче, слава Богу, смирнее; а бывало, на сто шагов отойдешь за вал, уже где-нибудь косматый дьявол сидит и караулит: чуть зазевался,
того и
гляди — либо аркан на шее, либо пуля в затылке. А молодцы!..
— Да-с! конечно-с! Это штука довольно мудреная!.. Впрочем, эти азиатские курки часто осекаются, если дурно смазаны или не довольно крепко прижмешь пальцем; признаюсь, не люблю я также винтовок черкесских; они как-то нашему брату неприличны: приклад маленький —
того и
гляди, нос обожжет… Зато уж шашки у них — просто мое почтение!
— Плохо! — говорил штабс-капитан, — посмотрите, кругом ничего не видно, только туман да снег;
того и
гляди, что свалимся в пропасть или засядем в трущобу, а там пониже, чай, Байдара так разыгралась, что и не переедешь. Уж эта мне Азия! что люди, что речки — никак нельзя положиться!
Теперь равнодушно подъезжаю ко всякой незнакомой деревне и равнодушно
гляжу на ее пошлую наружность; моему охлажденному взору неприютно, мне не смешно, и
то, что пробудило бы в прежние годы живое движенье в лице, смех и немолчные речи,
то скользит теперь мимо, и безучастное молчание хранят мои недвижные уста. О моя юность! о моя свежесть!
Так и Чичикову заметилось все в
тот вечер: и эта малая, неприхотливо убранная комнатка, и добродушное выраженье, воцарившееся в лице хозяина, и поданная Платонову трубка с янтарным мундштуком, и дым, который он стал пускать в толстую морду Ярбу, и фырканье Ярба, и смех миловидной хозяйки, прерываемый словами: «Полно, не мучь его», — и веселые свечки, и сверчок в углу, и стеклянная дверь, и весенняя ночь, которая оттоле на них
глядела, облокотясь на вершины дерев, из чащи которых высвистывали весенние соловьи.
Между
тем сидевшие в коляске дамы
глядели на все это с выражением страха в лицах.
— Ведь тут не мудрость какая, — сказал Петрушка,
глядя искоса, — окроме
того, что, спустясь с горы, взять попрямей, ничего больше и нет.
Учитель очень внимательно
глядел на разговаривающих и, как только замечал, что они были готовы усмехнуться, в
ту же минуту открывал рот и смеялся с усердием.
У подошвы этого возвышения, и частию по самому скату, темнели вдоль и поперек серенькие бревенчатые избы, которые герой наш, неизвестно по каким причинам, в
ту же минуту принялся считать и насчитал более двухсот; нигде между ними растущего деревца или какой-нибудь зелени; везде
глядело только одно бревно.