Неточные совпадения
Фекла ведет его в чащу и, пройдя с четверть версты, указывает ему на брата Данилку. Ее брат, маленький, восьмилетний
мальчик с рыжей, как охра, головой и бледным,
болезненным лицом, стоит, прислонившись к дереву, и, склонив голову набок, косится на небо. Одна рука его придерживает поношенную шапчонку, другая спрятана в дупле старой липы.
Мальчик всматривается в гремящее небо и, по-видимому, не замечает своей беды. Заслышав шаги и увидев сапожника, он болезненно улыбается и говорит...
Скажу лишь, что год спустя после Макара Ивановича явился на свете я, затем еще через год моя сестра, а затем уже лет десять или одиннадцать спустя —
болезненный мальчик, младший брат мой, умерший через несколько месяцев.
Впрочем, ничему не помешал, только все две недели, как жил
болезненный мальчик, почти не глядел на него, даже замечать не хотел и большею частью уходил из избы.
Так я помню прелестную девочку, сестру Анюту, годом моложе меня, и худощавого,
болезненного мальчика, брата Васю, моложе меня на два года.
Неточные совпадения
А ведь стоило только найтись человеку, — думал Нехлюдов, глядя на
болезненное, запуганное лицо
мальчика, — который пожалел бы его, когда его еще от нужды отдавали из деревни в город, и помочь этой нужде; или даже когда он уж был в городе и после 12 часов работы на фабрике шел с увлекшими его старшими товарищами в трактир, если бы тогда нашелся человек, который сказал бы: «не ходи, Ваня, нехорошо», —
мальчик не пошел бы, не заболтался и ничего бы не сделал дурного.
За канавкой же, примерно шагах в тридцати от группы, стоял у забора и еще
мальчик, тоже школьник, тоже с мешочком на боку, по росту лет десяти, не больше, или даже меньше того, — бледненький,
болезненный и со сверкавшими черными глазками.
Я вдруг живо почувствовал и смерть незнакомого
мальчика, и эту ночь, и эту тоску одиночества и мрака, и уединение в этом месте, обвеянном грустью недавней смерти… И тоскливое падение дождевых капель, и стон, и завывание ветра, и
болезненную дрожь чахоточных деревьев… И страшную тоску одиночества бедной девочки и сурового отца. И ее любовь к этому сухому, жесткому человеку, и его страшное равнодушие…
Понятно, что всякий человеческий звук, неожиданно врывавшийся в это настроение, действовал на него
болезненным, резким диссонансом. Общение в подобные минуты возможно только с очень близкою, дружескою душой, а у
мальчика был только один такой друг его возраста, именно — белокурая девочка из поссесорской усадьбы.
На лице
мальчика это оживление природы сказывалось
болезненным недоумением. Он с усилием сдвигал свои брови, вытягивал шею, прислушивался и затем, как будто встревоженный непонятною суетой звуков, вдруг протягивал руки, разыскивая мать, и кидался к ней, крепко прижимаясь к ее груди.