Неточные совпадения
Я
не сразу ответил на этот вопрос, да и всякий чистоплотный человек промедлил бы на моем
месте.
Рядом с графом за тем же столом сидел какой-то неизвестный мне толстый человек с большой стриженой головой и очень черными бровями. Лицо этого было жирно и лоснилось, как спелая дыня. Усы длиннее, чем у графа, лоб маленький, губы сжаты, и глаза лениво глядят на небо… Черты лица расплылись, но, тем
не менее, они жестки, как высохшая кожа. Тип
не русский… Толстый человек был без сюртука и без жилета, в одной сорочке, на которой темнели мокрые от пота
места. Он пил
не чай, а зельтерскую воду.
Опьянение
не заставило долго ждать себя. Скоро я почувствовал легкое головокружение. В груди заиграл приятный холодок — начало счастливого, экспансивного состояния. Мне вдруг, без особенно заметного перехода, стало ужасно весело. Чувство пустоты, скуки уступило свое
место ощущению полного веселья, радости. Я начал улыбаться. Захотелось мне вдруг болтовни, смеха, людей. Жуя поросенка, я стал чувствовать полноту жизни, чуть ли
не самое довольство жизнью, чуть ли
не счастье.
— Это ничего, что скучно… Вы слушайте и казнитесь… Авось в другой раз будете поосторожней и
не станете делать ненужных глупостей… Из-за этого паршивца Осипова, если вы с ним
не сойдетесь, вы можете
место потерять! Жрецу Фемиды судиться за побои… ведь это скандал!
Его уродливо сшитые брюки собираются безобразными складками у колен и безбожно топчутся сапогами; его белый галстук вечно сидит
не на
месте…
Стало быть, красна она была
не потому, что в церкви душно и тесно. Ее маленькую головку мучил вопрос местничества! Я внял мольбам суетной девочки и, осторожно расталкивая народ, провел ее до самого амвона, где был уже в сборе весь цвет нашего уездного бомонда. Поставив Оленьку на подобающее ее аристократическим поползновениям
место, я стал позади бомонда и занялся наблюдениями.
— Ах, всё это нелепо, Оленька, всё это незрело, глупо! Если вы
не шутите, то… я уж
не знаю, что и говорить! Замолчите лучше и
не оскорбляйте воздуха вашим язычком! Я, на вашем бы
месте, на семи осинах удавился, а вы полотно покупаете… улыбаетесь! Ах-ах!
И, обняв Скворцова за талию, я повел его к церкви… Заведя его в ограду, я поговорил с ним, и когда, по моему расчету, свадебный кортеж был уже в доме, — оставил его,
не указав ему
места, где находится украденный у него самовар.
Я говорил с искренним увлечением, с чувством, как jeune premier [первый любовник (франц.).], исполняющий самое патетическое
место в своей роли… Говорил я прекрасно, и недаром похлопала мне крыльями пролетевшая над нашими головами орлица. А моя Оля взяла мою протянутую руку, подержала ее в своих маленьких руках и с нежностью поцеловала. Но это
не было знаком согласия… На глупеньком личике неопытной, никогда ранее
не слышавшей речей женщины выражалось недоумение… Она всё еще продолжала
не понимать меня.
— Того самого… Вы думаете, я
не видел? Всё видел… Чтоб она
не смела сюда ходить! Нечего тут шуры-муры заводить! На это другие
места есть…
Она отвернулась от меня, как отворачиваются от надоевшего ветра. Ей
не хотелось говорить. Да и к чему было говорить? Нельзя на длинную тему ответить коротко, а для длинных речей
не было ни
места, ни времени.
— За то, что он плут. Ты знаешь, что я его уважал, я ему верил, как другу… Я и даже ты — все вообще считали его человеком честным, порядочным, неспособным на обман. А между тем он меня обкрадывал, грабил! Пользуясь своим положением управляющего, он распоряжался моим добром, как хотел.
Не брал только то, чего нельзя было сдвинуть с
места.
Говорят, что с Калининым сделалось дурно и что Надя, желая помочь ему,
не могла подняться с
места. Говорят, что многие поспешили сесть в свои экипажи и уехать. Я всего этого
не видел. Помню, что я пошел в лес, и, ища тропинки,
не глядя вперед, направился, куда ноги пойдут [Тут в рукописи Камышева зачеркнуто сто сорок строк. — А. Ч.].
Не мог я видеть ни графа, ни его проклятой усадьбы [На этом
месте рукописи нарисована чернилами хорошенькая женская головка с искаженными от ужаса чертами.
— Понятно, он… Недоумеваю только, откуда он взялся! Какие черти его принесли в лес? И почему именно в этот самый лес! Допустим, что он притаился там и поджидал нас, но почем он знал, что я захочу остановиться именно там, а
не в другом
месте?
Негодование врача было справедливо. Он нисколько
не преувеличивал, а напротив… Чтоб излить желчь на все беспорядки и безобразия, имевшие
место в графской усадьбе,
не хватило бы целой ночи. Деморализованная бездельем и безначалием прислуга была отвратительна.
Не было того лакея, который
не мог бы служить типом зажившегося и зажиревшего человека.
Кровотечение было сильное, и удивительно, как это Ольга
не умерла на
месте.
Дойдя до того
места, где начинаются разочарование и оскорбление седин, Урбенин попросил позволения
не говорить о «прошлом, которое ей простит господь», или же, по крайней мере, отложить разговор об этом до будущего.
— Да-с, я в городе живу, у двоюродной сестры, с самого того времени, как потерял
место… Занимался тем, что искал
место и пьянствовал с горя… Особенно сильно пил в этом месяце… Прошлой недели, например, совсем
не помню, потому что пил без просыпа… Третьего дня напился тоже… одним словом, пропал… Пропал безвозвратно!..
— Да-с. Сторож Николай сидел у ворот и сказал мне, что господ дома нет и что они на охоте. Я изнемогал от усталости, но желание видеть жену было сильнее боли. Пришлось, ни минуты
не отдыхая, идти пешком к
месту, где охотились. По дороге я
не пошел, а отправился лесочками… Мне каждое дерево знакомо, и заблудиться в графских лесах мне так же трудно, как в своей квартире.
Набросав план местности и расспросив взятых с нами кучеров о положении, в котором была найдена Ольга, мы поехали обратно, чувствуя себя
не солоно хлебавши. Когда мы исследовали
место, в движениях наших посторонний наблюдатель мог бы уловить лень, вялость… Быть может, движения наши отчасти были парализованы тем обстоятельством, что преступник был уже в наших руках и, стало быть,
не было надобности пускаться в лекоковские анализы.
— Вот видите-с! — сказал он. — Осмотри вы
место преступления тотчас же, то, верьте, теперь всё было бы ясно, как на ладони! Допроси вы тотчас же всю прислугу, мы еще тогда бы знали, кто нес Ольгу Николаевну, а кто нет, а теперь мы
не можем даже определить, на каком расстоянии от
места происшествия лежал этот пьяница!
Год спустя после моей отставки, когда я жил в Москве, мною была получена повестка, звавшая меня на разбирательство урбенинского дела. Я обрадовался случаю повидать еще раз
места, к которым меня тянула привычка, и поехал. Граф, живший в Петербурге,
не поехал и послал вместо себя медицинское свидетельство.
В восемь лет изменилось многое… Граф Карнеев,
не перестававший питать ко мне самую искреннюю дружбу, уже окончательно спился. Усадьба его, давшая
место драме, ушла от него в руки жены и Пшехоцкого. Он теперь беден и живет на мой счет. Иногда, под вечер, лежа у меня в номере на диване, он любит вспомнить былое.
Прошлое я помню, как вчерашний день. Как в тумане, вижу я
места и образы людей. Беспристрастно относиться к ним нет у меня сил; люблю и ненавижу я их с прежней силой, и
не проходит того дня, чтобы я, охваченный чувством негодования или ненависти,
не хватал бы себя за голову. Граф для меня по-прежнему гадок, Ольга отвратительна, Калинин смешон своим тупым чванством. Зло считаю я злом, грех — грехом.
Я же
не хотел брать греха на душу, изменять чужое, и находил лучшим и полезным совсем выпускать, чем изменять неудобное
место.
Почему вы
не осмотрели
места преступления?
Если
не вы, то зачем вам было прерывать допрос на самом интересном
месте?
Неточные совпадения
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные
места. У вас там в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей с маленькими гусенками, которые так и шныряют под ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально, и почему ж сторожу и
не завесть его? только, знаете, в таком
месте неприлично… Я и прежде хотел вам это заметить, но все как-то позабывал.
А вы — стоять на крыльце, и ни с
места! И никого
не впускать в дом стороннего, особенно купцов! Если хоть одного из них впустите, то… Только увидите, что идет кто-нибудь с просьбою, а хоть и
не с просьбою, да похож на такого человека, что хочет подать на меня просьбу, взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (Показывает ногою.)Слышите? Чш… чш… (Уходит на цыпочках вслед за квартальными.)
Городничий. Да говорите, ради бога, что такое? У меня сердце
не на
месте. Садитесь, господа! Возьмите стулья! Петр Иванович, вот вам стул.
Городничий (делая Бобчинскому укорительный знак, Хлестакову).Это-с ничего. Прошу покорнейше, пожалуйте! А слуге вашему я скажу, чтобы перенес чемодан. (Осипу.)Любезнейший, ты перенеси все ко мне, к городничему, — тебе всякий покажет. Прошу покорнейше! (Пропускает вперед Хлестакова и следует за ним, но, оборотившись, говорит с укоризной Бобчинскому.)Уж и вы!
не нашли другого
места упасть! И растянулся, как черт знает что такое. (Уходит; за ним Бобчинский.)
Артемий Филиппович (
не давая письма). Нет, это
место можно пропустить, а там дальше разборчиво.