Неточные совпадения
В мягких, глубоких креслах
было покойно, огни мигали так ласково в сумерках гостиной; и теперь, в летний вечер, когда долетали с улицы голоса, смех и потягивало со двора сиренью, трудно
было понять, как это крепчал мороз и как заходившее солнце освещало своими холодными лучами снежную равнину и путника, одиноко шедшего по дороге; Вера Иосифовна читала о том, как молодая, красивая графиня устраивала у себя в деревне школы, больницы, библиотеки и как она полюбила странствующего художника, — читала о том, чего никогда
не бывает в жизни, и все-таки слушать
было приятно, удобно, и в голову шли всё такие хорошие, покойные мысли, —
не хотелось вставать.
Все окружили ее, поздравляли, изумлялись, уверяли, что давно уже
не слыхали такой музыки, а она слушала молча, чуть улыбаясь, и на всей ее фигуре
было написано торжество.
Но это
было не все. Когда гости, сытые и довольные, толпились в передней, разбирая свои пальто и трости, около них суетился лакей Павлуша, или, как его звали здесь, Пава, мальчик лет четырнадцати, стриженый, с полными щеками.
Старцев все собирался к Туркиным, но в больнице
было очень много работы, и он никак
не мог выбрать свободного часа. Прошло больше года таким образом в трудах и одиночестве; но вот из города принесли письмо в голубом конверте…
У него уже
была своя пара лошадей и кучер Пантелеймон в бархатной жилетке. Светила луна.
Было тихо, тепло, но тепло по-осеннему. В предместье, около боен, выли собаки. Старцев оставил лошадей на краю города, в одном из переулков, а сам пошел на кладбище пешком. «У всякого свои странности, — думал он. — Котик тоже странная, и — кто знает? —
быть может, она
не шутит, придет», — и он отдался этой слабой, пустой надежде, и она опьянила его.
Памятник Деметти в виде часовни, с ангелом наверху; когда-то в С.
была проездом итальянская опера, одна из певиц умерла, ее похоронили и поставили этот памятник. В городе уже никто
не помнил о ней, но лампадка над входом отражала лунный свет и, казалось, горела.
— О, как мало знают те, которые никогда
не любили! Мне кажется, никто еще
не описал верно любви, и едва ли можно описать это нежное, радостное, мучительное чувство, и кто испытал его хоть раз, тот
не станет передавать его на словах. К чему предисловия, описания? К чему ненужное красноречие? Любовь моя безгранична… Прошу, умоляю вас, — выговорил наконец Старцев, —
будьте моей женой!
— Дмитрий Ионыч, я очень вам благодарна за честь, я вас уважаю, но… — она встала и продолжала стоя, — но, извините,
быть вашей женой я
не могу.
Ему
было немножко стыдно, и самолюбие его
было оскорблено, — он
не ожидал отказа, — и
не верилось, что все его мечты, томления и надежды привели его к такому глупенькому концу, точно в маленькой пьесе на любительском спектакле.
Прошло четыре года. В городе у Старцева
была уже большая практика. Каждое утро он спешно принимал больных у себя в Дялиже, потом уезжал к городским больным, уезжал уже
не на паре, а на тройке с бубенчиками, и возвращался домой поздно ночью. Он пополнел, раздобрел и неохотно ходил пешком, так как страдал одышкой. И Пантелеймон тоже пополнел, и чем он больше рос в ширину, тем печальнее вздыхал и жаловался на свою горькую участь: езда одолела!
При всем том обыватели
не делали ничего, решительно ничего, и
не интересовались ничем, и никак нельзя
было придумать, о чем говорить с ними.
За все четыре года после отъезда Екатерины Ивановны он
был у Туркиных только два раза, по приглашению Веры Иосифовны, которая все еще лечилась от мигрени. Каждое лето Екатерина Ивановна приезжала к родителям погостить, но он
не видел ее ни разу; как-то
не случалось.
— Вы, доктор,
не хотите ухаживать за мной, никогда у нас
не бываете, я уже стара для вас. Но вот приехала молодая,
быть может, она
будет счастливее.
И теперь она ему нравилась, очень нравилась, но чего-то уже недоставало в ней, или что-то
было лишнее, — он и сам
не мог бы сказать, что именно, но что-то уже мешало ему чувствовать, как прежде. Ему
не нравилась ее бледность, новое выражение, слабая улыбка, голос, а немного погодя уже
не нравилось платье, кресло, в котором она сидела,
не нравилось что-то в прошлом, когда он едва
не женился на ней. Он вспомнил о своей любви, о мечтах и надеждах, которые волновали его четыре года назад, — и ему стало неловко.
Пили чай со сладким пирогом. Потом Вера Иосифовна читала вслух роман, читала о том, чего никогда
не бывает в жизни, а Старцев слушал, глядел на ее седую, красивую голову и ждал, когда она кончит.
— Я волнуюсь, — сказала Екатерина Ивановна и закрыла руками лицо, — но вы
не обращайте внимания. Мне так хорошо дома, я так рада видеть всех и
не могу привыкнуть. Сколько воспоминаний! Мне казалось, что мы
будем говорить с вами без умолку, до утра.
У него в городе громадная практика, некогда вздохнуть, и уже
есть имение и два дома в городе, и он облюбовывает себе еще третий, повыгоднее, и когда ему в Обществе взаимного кредита говорят про какой-нибудь дом, назначенный к торгам, то он без церемонии идет в этот дом и, проходя через все комнаты,
не обращая внимания на неодетых женщин и детей, которые глядят на него с изумлением и страхом, тычет во все двери палкой и говорит...
У него много хлопот, но все же он
не бросает земского места; жадность одолела, хочется
поспеть и здесь и там. В Дялиже и в городе его зовут уже просто Ионычем. «Куда это Ионыч едет?» или: «
Не пригласить ли на консилиум Ионыча?»
За все время, пока он живет в Дялиже, любовь к Котику
была его единственной радостью и, вероятно, последней. По вечерам он играет в клубе в винт и потом сидит один за большим столом и ужинает. Ему прислуживает лакей Иван, самый старый и почтенный, подают ему лафит № 17, и уже все — и старшины клуба, и повар, и лакей — знают, что он любит и чего
не любит, стараются изо всех сил угодить ему, а то, чего доброго, рассердится вдруг и станет стучать палкой о пол.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Что тут пишет он мне в записке? (Читает.)«Спешу тебя уведомить, душенька, что состояние мое
было весьма печальное, но, уповая на милосердие божие, за два соленые огурца особенно и полпорции икры рубль двадцать пять копеек…» (Останавливается.)Я ничего
не понимаю: к чему же тут соленые огурцы и икра?
Анна Андреевна. Ему всё бы только рыбки! Я
не иначе хочу, чтоб наш дом
был первый в столице и чтоб у меня в комнате такое
было амбре, чтоб нельзя
было войти и нужно бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза и нюхает.)Ах, как хорошо!
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья
не хватает даже на чай и сахар. Если ж и
были какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь да на пару платья. Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ, что на жизнь мою готовы покуситься.
Хлестаков. Да вот тогда вы дали двести, то
есть не двести, а четыреста, — я
не хочу воспользоваться вашею ошибкою; — так, пожалуй, и теперь столько же, чтобы уже ровно
было восемьсот.
Купцы. Так уж сделайте такую милость, ваше сиятельство. Если уже вы, то
есть,
не поможете в нашей просьбе, то уж
не знаем, как и
быть: просто хоть в петлю полезай.