Неточные совпадения
Федор Иванович. Ну вот еще! Безнадежно… На этом свете ничего нет безнадежного. Безнадежно, несчастная любовь, ox, ax — все это баловство. Надо только хотеть… Захотел я, чтоб ружье мое не давало осечки, оно и не дает. Захотел я, чтоб барыня меня полюбила, — она и полюбит. Так-то, брат
Соня. Уж если я какую намечу, то, кажется, легче ей на луну вскочить, чем от меня
уйти.
Соня. Так позвольте же, господа… Значит, сейчас мы пойдем на крокет пари держать… Потом пораньше пообедаем у Юли и этак часов в семь поедем к Леш… то есть вот к Михаилу Львовичу. Отлично. Пойдемте, Юлечка, за шарами. (
Уходит с Юлей в дом.)
К тому же я не очень-то верю… в аптеку. Что вы меня ведете? Я и сам могу. (
Уходит с Хрущовым и
Соней.)
Соня. Неправда! Вот назло же вам… я люблю! люблю, и мне больно, больно! Оставьте меня!
Уходите, умоляю… не бывайте у нас… не бывайте…
Соня (смеется). У меня глупое лицо… да? Вот он
ушел, а я все еще слышу его голос и шаги, а посмотрю на темное окно — там мне представляется его лицо… Дай мне высказаться… Но я не могу говорить так громко, мне стыдно. Пойдем ко мне в комнату, там поговорим. Я тебе кажусь глупой? Сознайся… Он хороший человек?
Соня. Вам хочется знать? Идите сюда… (Отводит ее немного в сторону.) Извольте, я скажу… Слишком чисто у меня сегодня на душе, чтобы я могла говорить с вами и продолжать скрывать. Вот возьмите! (Подает письмо.) Это я нашла в саду. Юлечка, пойдемте! (
Уходит с Юлей в левую дверь.)
Соня плачет, закрывает лицо и быстро
уходит в левую дверь.
Соня (узнав Хрущова, радостно вскрикивает). Михаил Львович! (Идет к нему.) Михаил Львович! (Орловскому.)
Уйдите, крестненький, мне поговорить с ним нужно. (Хрущову.) Михаил Львович, вы сказали, что полюбите другую… (Орловскому.)
Уйдите, крестненький… (Хрущову.) Я теперь другая… Я хочу одну только правду… Ничего, ничего, кроме правды! Я люблю, люблю вас… люблю…
Соня (Орловскому).
Уйдите, крестненький. (Хрущову.) Да, да, одной только правды и больше ничего… Говорите же, говорите… Я все сказала…
Соня. Не
уходите, крестненький… Когда ты объяснялся мне, я всякий раз задыхалась от радости, но я была скована предрассудками; отвечать тебе правду мне мешало то же самое, что теперь мешает моему отцу улыбаться Елене. Теперь я свободна…
Во все время этой сцены Андрей Семенович то стоял у окна, то ходил по комнате, не желая прерывать разговорa; когда же
Соня ушла, он вдруг подошел к Петру Петровичу и торжественно протянул ему руку.
(Варвара Михайловна идет на дачу. Марья Львовна за ней. Влас и
Соня уходят в лес. Калерия, разбитая, шатаясь, тоже уходит на дачу.)
Неточные совпадения
— Да-с, о пенсионе… Потому, она легковерная и добрая, и от доброты всему верит, и… и… и… у ней такой ум… Да-с… извините-с, — сказала
Соня и опять встала
уходить.
Он перекрестился несколько раз.
Соня схватила свой платок и накинула его на голову. Это был зеленый драдедамовый платок, вероятно тот самый, про который упоминал тогда Мармеладов, «фамильный». У Раскольникова мелькнула об этом мысль, но он не спросил. Действительно, он уже сам стал чувствовать, что ужасно рассеян и как-то безобразно встревожен. Он испугался этого. Его вдруг поразило и то, что
Соня хочет
уйти вместе с ним.
— Так я скажу Катерине Ивановне, что вы придете… — заторопилась
Соня, откланиваясь, чтоб
уйти.
— За сущие пустяки, за луну там, что ли, избранила
Соню и Зину,
ушла, не прощаясь, наверх, двое суток высидела в своей комнате; ни с кем ни одного слова не сказала.
Соня старалась унять ее, но своими наивными уверениями, что ей кукла не нужна, что кукла
ушла гулять и скоро вернется, только вызывала недоумение служанок и возбуждала подозрение, что тут не простая пропажа.