В один из вечеров некстати
пошел снег и подуло с севера, точно опять наступала зима. Вернувшись с работы в этот вечер, я застал в своей комнате Марию Викторовну. Она сидела в шубке, держа обе руки в муфте.
Дня через два она послала меня в Дубечню, и я был несказанно рад этому. Когда я шел на вокзал и потом сидел в вагоне, то смеялся без причины, и на меня смотрели как на пьяного.
Шел снег, и был мороз по утрам, но дороги уже потемнели, и над ними, каркая, носились грачи.
Около полудня в воздухе вновь появилась густая мгла. Горы сделались темно-синими и угрюмыми. Часа в четыре хлынул дождь, а вслед за ним
пошел снег, мокрый и густой. Тропинка сразу забелела; теперь ее можно было далеко проследить среди зарослей и бурелома. Ветер сделался резким и порывистым.
Сверх того, чем позднее перестанет
идти снег, тем короче заячьи малики, так что, если снег шел сильный и перестал на заре (что случается довольно часто), то где увидишь малик, там лежит и заяц, ибо все его прежние ходы запорошило снегом; само собою разумеется, что малики тогда попадаются редко.
Жизнь становилась все унылее и унылее. Наступила осень, вечера потемнели, полились дожди, парк с каждым днем все более и более обнажался; потом
пошел снег, настала зима. Прошлый год обещал повториться в мельчайших подробностях, за исключением той единственной светлой минуты, которая напоила ее сердце радостью…
Неточные совпадения
Недаром наши странники // Поругивали мокрую, // Холодную весну. // Весна нужна крестьянину // И ранняя и дружная, // А тут — хоть волком вой! // Не греет землю солнышко, // И облака дождливые, // Как дойные коровушки, //
Идут по небесам. // Согнало
снег, а зелени // Ни травки, ни листа! // Вода не убирается, // Земля не одевается // Зеленым ярким бархатом // И, как мертвец без савана, // Лежит под небом пасмурным // Печальна и нага.
Мы тронулись в путь; с трудом пять худых кляч тащили наши повозки по извилистой дороге на Гуд-гору; мы
шли пешком сзади, подкладывая камни под колеса, когда лошади выбивались из сил; казалось, дорога вела на небо, потому что, сколько глаз мог разглядеть, она все поднималась и наконец пропадала в облаке, которое еще с вечера отдыхало на вершине Гуд-горы, как коршун, ожидающий добычу;
снег хрустел под ногами нашими; воздух становился так редок, что было больно дышать; кровь поминутно приливала в голову, но со всем тем какое-то отрадное чувство распространилось по всем моим жилам, и мне было как-то весело, что я так высоко над миром: чувство детское, не спорю, но, удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять.
Солнце закатилось, и ночь последовала за днем без промежутка, как это обыкновенно бывает на юге; но благодаря отливу
снегов мы легко могли различать дорогу, которая все еще
шла в гору, хотя уже не так круто.
Уж мы различали почтовую станцию, кровли окружающих ее саклей, и перед нами мелькали приветные огоньки, когда пахнул сырой, холодный ветер, ущелье загудело и
пошел мелкий дождь. Едва успел я накинуть бурку, как повалил
снег. Я с благоговением посмотрел на штабс-капитана…
Прошли
снега и реки, — работы так вдруг и закипят: там погрузки на суда, здесь расчистка дерев по лесам, пересадка дерев по садам, и
пошли взрывать повсюду землю.