Неточные совпадения
Иловайская удивленно вглядывалась
в потемки и видела только красное пятно на образе и мелькание печного света на лице Лихарева. Потемки, колокольный звон,
рев метели, хромой мальчик, ропщущая Саша, несчастный Лихарев и его речи — всё это мешалось, вырастало
в одно громадное впечатление, и мир божий казался ей фантастичным, полным чудес и чарующих сил. Всё только что слышанное звучало
в ее
ушах, и жизнь человеческая представлялась ей прекрасной, поэтической сказкой,
в которой нет конца.
Неточные совпадения
Когда Самгин, все более застывая
в жутком холоде, подумал это — память тотчас воскресила вереницу забытых фигур: печника
в деревне, грузчика Сибирской пристани, казака, который сидел у моря, как за столом, и чудовищную фигуру кочегара у Троицкого моста
в Петербурге. Самгин сел и, схватясь руками за голову, закрыл
уши. Он видел, что Алина сверкающей рукой гладит его плечо, но не чувствовал ее прикосновения.
В уши его все-таки вторгался шум и
рев. Пронзительно кричал Лютов, топая ногами:
Самгин видел, как лошади казаков, нестройно, взмахивая головами, двинулись на толпу, казаки подняли нагайки, но
в те же секунды его приподняло с земли и
в свисте, вое,
реве закружило, бросило вперед, он ткнулся лицом
в бок лошади, на голову его упала чья-то шапка, кто-то крякнул
в ухо ему, его снова завертело, затолкало, и наконец, оглушенный, он очутился у памятника Скобелеву; рядом с ним стоял седой человек, похожий на шкаф, пальто на хорьковом мехе было распахнуто, именно как дверцы шкафа, показывая выпуклый, полосатый живот; сдвинув шапку на затылок, человек
ревел басом:
Если японскому глазу больно, как выразился губернатор
в первое свидание, видеть чужие суда
в портах Японии, то японскому
уху еще, я думаю, больнее слышать
рев чужих пушек.
Он
ревел нескончаемо долго. Женщины на пароходе, зажав
уши ладонями, смеялись, жмурились и наклоняли вниз головы. Разговаривающие кричали, но казалось, что они только шевелят губами и улыбаются. И когда гудок перестал, всем вдруг сделалось так легко и так возбужденно-весело, как это бывает только
в последние секунды перед отходом парохода.
Пела скрипка, звенел чистый и высокий тенор какого-то чахоточного паренька
в наглухо застёгнутой поддёвке и со шрамом через всю левую щёку от
уха до угла губ; легко и весело взвивалось весёлое сопрано кудрявой Любы Матушкиной; служащий
в аптеке Яковлев пел баритоном, держа себя за подбородок, а кузнец Махалов, человек с воловьими глазами, вдруг открыв круглую чёрную пасть, начинал
реветь — о-о-о! и, точно смолой обливая, гасил все голоса, скрипку, говор людей за воротами.