Неточные совпадения
Говорят, что весною этого года здесь работала промерная экспедиция и во
весь май было только три солнечных
дня.
Это большой, в несколько сажен сруб, выдающийся в море в виде буквы Т; толстые лиственные сваи, крепко вбитые в
дно морское, образуют ящики, которые доверху наполнены камнями; настилка из досок, по ней вдоль
всей пристани проложены рельсы для вагонеток.
Возле пристани по берегу, по-видимому без
дела, бродило с полсотни каторжных: одни в халатах, другие в куртках или пиджаках из серого сукна. При моем появлении
вся полсотня сняла шапки — такой чести до сих пор, вероятно, не удостоивался еще ни один литератор. На берегу стояла чья-то лошадь, запряженная в безрессорную линейку. Каторжные взвалили мой багаж на линейку, человек с черною бородой, в пиджаке и в рубахе навыпуск, сел на козлы. Мы поехали.
— Отсюда
все бегут, — сказал он, — и каторжные, и поселенцы, и чиновники. Мне еще не хочется бежать, но я уже чувствую утомление от мозговой работы, которой требуется здесь так много, благодаря, главным образом, разбросанности
дела.
Говорили каждый за себя или один за
всё селение, и так как ораторское искусство процветает на Сахалине, то
дело не обошлось и без речей; в Дербинском поселенец Маслов в своей речи несколько раз назвал начальство «всемилостивейшим правительством».
Корчевка леса, постройки, осушка болот, рыбные ловли, сенокос, нагрузка пароходов —
всё это виды каторжных работ, которые по необходимости до такой степени слились с жизнью колонии, что выделять их и говорить о них как о чем-то самостоятельно существующем на острове можно разве только при известном рутинном взгляде на
дело, который на каторге ищет прежде
всего рудников и заводских работ.
Стал я переправляться в коробочке через реку. Красивый упирается длинным шестом о
дно и при этом напрягается
всё его тощее, костистое тело. Работа нелегкая.
И в самом
деле, какую цену может иметь для каторжного собственная его чистоплотность, если завтра приведут новую партию и положат с ним бок о бок соседа, от которого ползут во
все стороны насекомые и идет удушливый запах?
Она отучает его мало-помалу от домовитости, то есть того самого качества, которое нужно беречь в каторжном больше
всего, так как по выходе из тюрьмы он становится самостоятельным членом колонии, где с первого же
дня требуют от него, на основании закона и под угрозой наказания, чтобы он был хорошим хозяином и добрым семьянином.
Вся тягость работы не в самой постройке, а в том, что каждое бревно, идущее в
дело, каторжный должен притащить из леса, а рубка в настоящее время производится за 8 верст от поста.
К нелегким работам относятся здесь также обязанности дровотасков, которые каждый
день рубят дрова, заготовляют их и под утро, когда еще
все спят, топят печи.
Урядник стал допрашивать нас
всех, никто мы не признаемся к этому
делу.
Каторжные и поселенцы изо
дня в
день несут наказание, а свободные от утра до вечера говорят только о том, кого драли, кто бежал, кого поймали и будут драть; и странно, что к этим разговорам и интересам сам привыкаешь в одну неделю и, проснувшись утром, принимаешься прежде
всего за печатные генеральские приказы — местную ежедневную газету, и потом целый
день слушаешь и говоришь о том, кто бежал, кого подстрелили и т. п.
На горе же, в виду моря и красивых оврагов,
всё это становится донельзя пошло и грубо, как оно и есть на самом
деле.
Поляков пишет про июнь 1881 г., что не было ни одного ясного
дня в течение
всего месяца, а из отчета инспектора сельского хозяйства видно, что за четырехлетний период в промежуток от 18 мая по 1 сентября число ясных
дней в среднем не превышает 8.
Веселее и приветливее
всех смотрит казенный дом, где живет надзиратель Убьенных, маленький, тщедушный солдатик, с выражением, которое вполне подходит к его фамилии; на лице у него в самом
деле что-то убиенное, горько-недоумевающее.
Это каторжный, старик, который с первого же
дня приезда своего на Сахалин отказался работать, и перед его непобедимым, чисто звериным упрямством спасовали
все принудительные меры; его сажали в темную, несколько раз секли, но он стоически выдерживал наказание и после каждой экзекуции восклицал: «А все-таки я не буду работать!» Повозились с ним и в конце концов бросили.
Я был в руднике, меня водили по мрачным, сырым коридорам и предупредительно знакомили с постановкой
дела, но очень трудно описать
всё это, не будучи специалистом.
По контракту, заключенному в 1875 г. на 24 года, общество пользуется участком на западном берегу Сахалина на две версты вдоль берега и на одну версту в глубь острова; ему предоставляются бесплатно свободные удобные места для склада угля в Приморской области я прилегающих к ней островах; нужный для построек и работ строительный материал общество получает также бесплатно; ввоз
всех предметов, необходимых для технических и хозяйственных работ и устройства рудников, предоставляется беспошлинно; за каждый пуд угля, покупаемый морским ведомством, общество получает от 15 до 30 коп.; ежедневно в распоряжение общества командируется для работ не менее 400 каторжных; если же на работы будет выслано меньше этого числа, то за каждого недостающего рабочего казна платит обществу штрафу один рубль в
день; нужное обществу число людей может быть отпускаемо и на ночь.
Между женщинами в самом
деле было несколько смуглых цыганок с лукавыми, притворно-печальными лицами, и почти
все дети были цыганята.
Тотчас же по выходе из Ускова пришлось иметь
дело с ручьем в сажень ширины, через который были перекинуты три тонких кривых бревна;
все прошли благополучно, я же оступился и набрал в сапог.
Он рассказывал мне про свое путешествие вдоль реки Пороная к заливу Терпения и обратно: в первый
день идти мучительно, выбиваешься из сил, на другой
день болит
всё тело, но идти все-таки уж легче, а в третий и затем следующие
дни чувствуешь себя как на крыльях, точно ты не идешь, а несет тебя какая-то невидимая сила, хотя ноги по-прежнему путаются в жестком багульнике и вязнут в трясине.
Когда я был в кухне, там варили в котлах похлебку из свежей рыбы — кушанье нездоровое, так как от периодической рыбы, пойманной в верховьях реки, арестанты заболевают острым катаром кишок; но, несмотря даже на это обстоятельство,
вся постановка
дела как бы говорила, что здесь арестант полностью получает
всё то количество пищевого довольствия, какое ему полагается по закону.
Когда Микрюков отправился в свою половину, где спали его жена и дети, я вышел на улицу. Была очень тихая, звездная ночь. Стучал сторож, где-то вблизи журчал ручей. Я долго стоял и смотрел то на небо, то на избы, и мне казалось каким-то чудом, что я нахожусь за десять тысяч верст от дому, где-то в Палеве, в этом конце света, где не помнят
дней недели, да и едва ли нужно помнить, так как здесь решительно
всё равно — среда сегодня или четверг…
Этою очень короткою историей восьми сахалинских Робинзонов исчерпываются
все данные, относящиеся к вольной колонизации Северного Сахалина. Если необыкновенная судьба пяти хвостовских матросов и Кемца с двумя беглыми похожа на попытку к вольной колонизации, то эту попытку следует признать ничтожною и во всяком случае неудавшеюся. Поучительна она для нас разве в том отношении, что
все восемь человек, жившие на Сахалине долго, до конца
дней своих, занимались не хлебопашеством, а рыбным и звериным промыслом.
Обыкновенно они бывают защищены от холодных ветров, и в то время как на соседних горах и трясинах растительность поражает своею скудостью и мало отличается от полярной, здесь, в еланях, мы встречаем роскошные рощи и траву раза в два выше человеческого роста; в летние, не пасмурные
дни земля здесь, как говорится, парит, во влажном воздухе становится душно, как в бане, и согретая почва гонит
все злаки в солому, так что в один месяц, например, рожь достигает почти сажени вышины.
Из
всех сахалинских чиновников он наиболее сведущ в агрономии и относится к
делу добросовестно и любовно, но на его образцовой ферме урожаи часто бывают хуже, чем у поселенцев, и это вызывает всеобщее недоумение и даже насмешки.
А Уссурийский край и Амур, о котором говорят
все, как о земле обетованной, так близки: проплыть на пароходе три-четыре
дня, а там — свобода, тепло, урожаи…
И вот в назначенный
день по
всему длинному тракту от Найбучи до поста там и сям встречаются идущие к югу, как их здесь не без иронии величают, женихи или молодые.
Бывают и ссоры, и драки, и
дело доходит до синяков, но
всё же поселенец учит свою сожительницу с опаской, так как сила на ее стороне: он знает, что она у него незаконная и во всякое время может бросить его и уйти к другому.
Составили протокол и обвинили во
всем бурю, между тем на другой же
день стали находить в тюрьме у каторжных пропавшие вещи.
Изо
дня в
день мысль работает
всё в одном направлении: чего бы поесть и чем бы покормить детей.
Дело в том, что хотя с лишением
всех прав состояния поражаются супружеские права осужденного и он уже не существует для семьи, как бы умер, но тем не менее все-таки его брачные права в ссылке определяются не обстоятельствами, вытекающими из его дальнейшей жизни, а волею супруга не осужденного, оставшегося на родине.
Жизнь впроголодь, питание иногда по целым месяцам одною только брюквой, а у достаточных — одною соленою рыбой, низкая температура и сырость убивают детский организм чаще
всего медленно, изнуряющим образом, мало-помалу перерождая
все его ткани; если бы не эмиграция, то через два-три поколения, вероятно, пришлось бы иметь
дело в колонии со
всеми видами болезней, зависящих от глубокого расстройства питания.
Местные же агрономы были малосведущи в своей специальности и ничего не делали, или же отчеты их отличались заведомою тенденциозностью, или же, попадая в колонию прямо со школьной скамьи, они на первых порах ограничивались одною лишь теоретическою и формальною стороной
дела и для своих отчетов пользовались
всё теми же сведениями, которые собирали для канцелярий нижние чины.
И, несмотря на такое определенное и единодушное отношение к сельскому хозяйству, все-таки ссыльные продолжают пахать и сеять, администрация продолжает выдавать им в ссуду зерно, и начальник острова, меньше
всех верующий в сахалинское земледелие, издает приказы, в которых, «в видах приурочения ссыльных к заботам о сельском хозяйстве», подтверждает, что перечисление в крестьянское сословие поселенцев, которые не подают основательной надежды на успех своих хозяйских
дел на отведенных им участках, «не может состояться никогда» (№ 276, 1890 г.).
Впрочем, эти цифры не рисуют настоящего положения
дела, так как
весь сахалинский скот распределен между хозяевами крайне неравномерно.
Хлеб был в самом
деле ужасный. При взломе он отсвечивал на солнце мельчайшими капельками воды, прилипал к пальцам и имел вид грязной, осклизлой массы, которую неприятно было держать в руках. Мне было поднесено несколько порций, и
весь хлеб был одинаково недопечен, из дурно смолотой муки и, очевидно, с невероятным припеком. Пекли его в Ново-Михайловке под наблюдением старшего надзирателя Давыдова.
Во избежание подобного рода противоречий, казалось бы, проще
всего пригласить настоящих учителей из России или Сибири и назначить им такое жалованье, какое получают надзиратели, но для этого понадобилось бы коренным образом изменить свой взгляд на преподавательское
дело и не считать его менее важным, чем
дело надзирателя.]
Сам начальник острова находит, что «вообще положение
дел в Александровском округе по
всем отраслям управления оставляет тяжелое впечатление и требует многих серьезных улучшений; что же касается собственно делопроизводства, то оно слишком уж было предоставлено на волю писарей, которые „распоряжались бесконтрольно, судя по некоторым, случайно обнаружившимся подлогам“» (приказ № 314-й 1888 г.).
Между тем начальник острова за неимением секретаря или чиновника, который постоянно находился бы при нем, большую часть
дня бывает занят составлением приказов и разных бумаг, и эта сложная, кропотливая канцелярщина отнимает у него почти
всё время, необходимое для посещения тюрем и объезда селений.
При мне в Александровске один молодой чиновник, добрейший человек, ходил
всё время, даже
днем, с громадным револьвером.
Все эти цифры означают нахождение под судом и следствием, а не преступность за 1889 г., так как в числе
дел за этот год показаны также
дела, начатые много лет назад и еще не оконченные.
Несмотря на такую широкую компетенцию этого местного суда, которому подсудны
все маловажные
дела, а также множество
дел, которые считаются маловажными только условно, население здешнее не знает правосудия и живет без суда.
На самом
деле далеко не
всё число наказанных телесно попадает в ведомость: в ведомости Тымовского округа показано за 1889 г. только 57 каторжных, наказанных розгами, а в Корсаковском только 3, между тем как в обоих округах секут каждый
день по нескольку человек, а в Корсаковском иногда по десятку.
О Сахалине, о здешней земле, людях, деревьях, о климате говорят с презрительным смехом, отвращением и досадой, а в России
всё прекрасно и упоительно; самая смелая мысль не может допустить, чтобы в России могли быть несчастные люди, так как жить где-нибудь в Тульской или Курской губернии, видеть каждый
день избы, дышать русским воздухом само по себе есть уже высшее счастье.
Обыкновенно наказывают плетями или розгами
всех бегунов без разбора, но уж одно то, что часто побеги от начала до конца поражают своею несообразностью, бессмыслицей, что часто благоразумные, скромные и семейные люди убегают без одёжи, без хлеба, без цели, без плана, с уверенностью, что их непременно поймают, с риском потерять здоровье, доверие начальства, свою относительную свободу и иногда даже жалованье, с риском замерзнуть или быть застреленным, — уже одна эта несообразность должна бы подсказывать сахалинским врачам, от которых зависит наказать или не наказать, что во многих случаях они имеют
дело не с преступлением, а с болезнью.
Когда его нашли и вытащили из ямы, то он на
все вопросы отвечал только одно: «Дайте воды, я не пил пять
дней».
Когда
вся энергия и изобретательность тюремщика изо
дня в
день уходит только на то, чтобы поставить арестанта в такие сложные физические условия, которые сделали бы невозможным побег, то тут уже не до исправления, и может быть разговор только о превращении арестанта в зверя, а тюрьмы — в зверинец.
На этом показателе смертности можно было бы построить великолепную иллюзию и признать наш Сахалин самым здоровым местом в свете; но приходится считаться с следующим соображением: при обыкновенных условиях на детские возрасты падает больше половины
всех умерших и на старческий возраст несколько менее четверти, на Сахалине же детей очень немного, а стариков почти нет, так что коэффициент в 12,5 %, в сущности, касается только рабочих возрастов; к тому же он показан ниже действительного, так как при вычислении его в отчете бралось население в 15 000, то есть по крайней мере в полтора раза больше, чем оно было на самом
деле.