Неточные совпадения
5 июля 1890 г. я прибыл на пароходе
в г. Николаевск, один из самых восточных пунктов нашего отечества. Амур здесь очень широк, до моря осталось только 27 верст;
место величественное и красивое, но воспоминания о прошлом
этого края, рассказы спутников о лютой зиме и о не менее лютых местных нравах, близость каторги и самый вид заброшенного, вымирающего города совершенно отнимают охоту любоваться пейзажем.
Николаевск был основан не так давно,
в 1850 г., известным Геннадием Невельским, и
это едва ли не единственное светлое
место в истории города.
Каждую женскую карточку я перечеркивал вдоль красным карандашом и нахожу, что
это удобнее, чем иметь особую рубрику для отметки пола. Я записывал только наличных членов семьи; если мне говорили, что старший сын уехал во Владивосток на заработки, а второй служит
в селении Рыковском
в работниках, то я первого не записывал вовсе, а второго заносил на карточку
в месте его жительства.
Выбрать именно
это место, а не какое-нибудь другое, побудили, как пишет Мицуль, роскошные луга, хороший строевой лес, судоходная река, плодородная земля… «По-видимому, — пишет
этот фанатик, видевший
в Сахалине обетованную землю, — нельзя было и сомневаться
в успешном исходе колонизации, но из 8 человек, высланных с
этою целью на Сахалин
в 1862 г., только 4 поселились около реки Дуйки».
Сравнительно большое количество семейных объясняется не какими-либо особенностями хозяйств, располагающими к семейной, домовитой жизни, а случайностями: легкомыслием местной администрации, сажающей семейных на участки
в Александровске, а не
в более подходящем для
этого месте, и тою сравнительною легкостью, с какою здешний поселенец, благодаря своей близости к начальству и тюрьме, получает женщину.
Вход
в это страшное
место стерегут надзиратели, и один из них рапортует нам, что
в кандальной всё обстоит благополучно.
Из истории каторги видно, что отхожие
места всюду
в тюрьмах служили источником удушливого смрада и заразы и что население тюрем и администрация легко мирились с
этим.
В 1872 г. на Каре, как писал г. Власов
в своем отчете, при одной из казарм совсем не было отхожего
места, и преступники выводились для естественной надобности на площадь, и
это делалось не по желанию каждого из них, а
в то время, когда собиралось несколько человек.
Отперто отхожее
место не только днем, но и ночью, и
эта простая мера делает ненужными параши; последние ставятся теперь только
в кандальной.
Люди, живущие
в тюремной общей камере, —
это не община, не артель, налагающая на своих членов обязанности, а шайка, освобождающая их от всяких обязанностей по отношению к
месту, соседу и предмету.
Владивостокский городской голова как-то сказал мне, что у них во Владивостоке и вообще по всему восточному побережью «нет никакого климата», про Сахалин же говорят, что климата здесь нет, а есть дурная погода, и что
этот остров — самое ненастное
место в России.
Я не знаю, кто выбирал
место для Красного Яра, но по всему видно, что
это возложено было на людей некомпетентных, никогда не бывавших
в деревне, а главное, меньше всего думавших о сельскохозяйственной колонии.
С высокого берега смотрели вниз чахлые, больные деревья; здесь на открытом
месте каждое из них
в одиночку ведет жестокую борьбу с морозами и холодными ветрами, и каждому приходится осенью и зимой,
в длинные страшные ночи, качаться неугомонно из стороны
в сторону, гнуться до земли, жалобно скрипеть, — и никто не слышит
этих жалоб.
Должно быть,
это своеобразно красиво, но предубеждение против
места засело так глубоко, что не только на людей, но даже на растения смотришь с сожалением, что они растут именно здесь, а не
в другом
месте.
Существует мнение, что мысль избрать
это место для ссыльной колонии пришла впервые самим каторжным: будто бы некий Иван Лапшин, осужденный за отцеубийство и отбывавший каторгу
в г. Николаевске, попросил у местных властей позволения переселиться на Сахалин и
в сентябре 1858 г. был доставлен сюда.
По контракту, заключенному
в 1875 г. на 24 года, общество пользуется участком на западном берегу Сахалина на две версты вдоль берега и на одну версту
в глубь острова; ему предоставляются бесплатно свободные удобные
места для склада угля
в Приморской области я прилегающих к ней островах; нужный для построек и работ строительный материал общество получает также бесплатно; ввоз всех предметов, необходимых для технических и хозяйственных работ и устройства рудников, предоставляется беспошлинно; за каждый пуд угля, покупаемый морским ведомством, общество получает от 15 до 30 коп.; ежедневно
в распоряжение общества командируется для работ не менее 400 каторжных; если же на работы будет выслано меньше
этого числа, то за каждого недостающего рабочего казна платит обществу штрафу один рубль
в день; нужное обществу число людей может быть отпускаемо и на ночь.
Те дербинцы, которые, отбыв каторгу до 1880 г., селились тут первые, вынесли на своих плечах тяжелое прошлое селения, обтерпелись и мало-помалу захватили лучшие
места и куски, и те, которые прибыли из России с деньгами и семьями, такие живут не бедно; 220 десятин земли и ежегодный улов рыбы
в три тысячи пудов, показываемые
в отчетах, очевидно, определяют экономическое положение только
этих хозяев; остальные же жители, то есть больше половины Дербинского, голодны, оборваны и производят впечатление ненужных, лишних, не живущих и мешающих другим жить.
На Сахалине я застал разговор о новом проектированном округе; говорили о нем, как о земле Ханаанской, потому что на плане через весь
этот округ вдоль реки Пороная лежала дорога на юг; и предполагалось, что
в новый округ будут переведены каторжники, живущие теперь
в Дуэ и
в Воеводской тюрьме, что после переселения останется одно только воспоминание об
этих ужасных
местах, что угольные копи отойдут от общества «Сахалин», которое давно уже нарушило контракт, и добыча угля будет производиться уже не каторжными, а поселенцами на артельных началах.
Ведомости об инородцах составляются канцеляристами, не имеющими ни научной, ни практической подготовки и даже не вооруженными никакими инструкциями; если сведения собираются ими на
месте,
в гиляцких селениях, то делается
это, конечно, начальническим тоном, грубо, с досадой, между тем как деликатность гиляков, их этикет, не допускающий высокомерного и властного отношения к людям, и их отвращение ко всякого рода переписям и регистрациям требуют особенного искусства
в обращении с ними.
Он ест жирную тюленину, лососей, осетровый и китовый жир, мясо с кровью, всё
это в большом количестве,
в сыром, сухом и часто мерзлом виде, и оттого, что он ест грубую пищу,
места прикрепления жевательных мышц у него необыкновенно развиты и все зубы сильно пообтерлись.
Тут,
в Мауке, издавна производится добыча морской капусты, которую очень охотно покупают китайцы, и так как дело поставлено серьезно и уже дало хороший заработок многим русским и иностранцам, то
это место очень популярно на Сахалине.
Дело
в том, что посажено было здесь на участки сразу 30 человек;
это было как раз то время, когда из Александровска долго не присылали инструментов, и поселенцы отправились к
месту буквально с голыми руками.
Место для селения выбирал некий г. Иванов, понимающий
в этом деле так же мало, как
в гиляцком и аинском языках, переводчиком которых он официально считается; впрочем,
в ту пору он был помощником смотрителя тюрьмы и исправлял должность нынешнего смотрителя поселений.
Он приказал морскому офицеру Хвостову попугать сахалинских японцев, и приказ
этот был отдан не совсем
в обычном порядке, как-то криво:
в запечатанном конверте, с непременным условием вскрыть и прочитать лишь по прибытии на
место.
Если же он принадлежит к серой массе, составляющей большинство, то обыкновенно садится на участок
в том селении, где прикажет начальство, и если
в этом селении тесно и нет уже земли, годной под участки, то его сажают уже на готовое хозяйство,
в совладельцы или половинщики, или же его посылают селиться на новое
место.
В 1888 г.
в одном из своих приказов (№ 280) генерал Кононович, ввиду того что ни
в Тымовском, ни
в Александровском округах нет уже
места для отвода участков, между тем как число нуждающихся
в них быстро возрастает, предложил «немедленно организовать партии из благонадежных ссыльнокаторжных под надзором вполне расторопных, более опытных
в этом деле и грамотных надзирателей или даже чиновников, и таковые отправлять к отысканию
мест, годных под поселения».
Эти партии бродят по совершенно не исследованной местности, на которую никогда еще не ступала нога топографа;
места отыскивают, но неизвестно, как высоко лежат они над уровнем моря, какая тут почва, какая вода и проч.; о пригодности их к заселению и сельскохозяйственной культуре администрация может судить только гадательно, и потому обыкновенно ставится окончательное решение
в пользу того или другого
места прямо наудачу, на авось, и при
этом не спрашивают мнения ни у врача, ни у топографа, которого на Сахалине нет, а землемер является на новое
место, когда уже земля раскорчевана и на ней живут.
[Со временем выбор новых
мест будет возложен
в каждом округе на комиссию из чинов тюремного ведомства, топографа, агронома и врача, и тогда по протоколам
этой комиссии можно будет судить, почему выбрана та или другая местность.
Сначала строят селение и потом уже дорогу к нему, а не наоборот, и благодаря
этому совершенно непроизводительно расходуется масса сил и здоровья на переноску тяжестей из поста, от которого к новому
месту не бывает даже тропинок; поселенец, навьюченный инструментом, продовольствием и проч., идет дремучею тайгой, то по колена
в воде, то карабкаясь на горы валежника, то путаясь
в жестких кустах багульника.
Шаховской, заведовавший
в семидесятых годах дуйскою каторгой, высказывает мнение, которое следовало бы теперешним администраторам принять и к сведению и к руководству: «Вознаграждение каторжных за работы дает хотя какую-нибудь собственность арестанту, а всякая собственность прикрепляет его к
месту; вознаграждение позволяет арестантам по взаимном соглашении улучшать свою пищу, держать
в большей чистоте одежду и помещение, а всякая привычка к удобствам производит тем большее страдание
в лишении их, чем удобств
этих более; совершенное же отсутствие последних и всегда угрюмая, неприветливая обстановка вырабатывает
в арестантах такое равнодушие к жизни, а тем более к наказаниям, что часто, когда число наказываемых доходило до 80 % наличного состава, приходилось отчаиваться
в победе розог над теми пустыми природными потребностями человека, ради выполнения которых он ложится под розги; вознаграждение каторжных, образуя между ними некоторую самостоятельность, устраняет растрату одежды, помогает домообзаводству и значительно уменьшает затраты казны
в отношении прикрепления их к земле по выходе на поселение».
В Тымовском округе чем моложе селение, тем выше
в нем процент половинщиков;
в Воскресенском, например, хозяев 97, а половинщиков 77;
это значит, что находить новые
места и отводить участки поселенцам с каждым годом становится всё труднее.
Эта мера вызвана была соображением, что если крестьяне будут покидать остров, то
в конце концов Сахалин будет лишь
местом для срочной ссылки, а не колонией.
Это, быть может, единственный пункт, по которому наш Сахалин
в истории ссылки займет не последнее
место.
В первую же минуту
эти семьи отталкивают своею искусственностью и фальшью и дают почувствовать, что тут,
в атмосфере, испорченной тюрьмою и неволей, семья давно уже сгнила, а на
месте ее выросло что-то другое.
Ловить и заготовлять рыбу поселенцы не умеют, и никто их
этому не учит; тюрьма
в районе теперешних ловель забрала себе лучшие
места, им же предоставила пороги и мели, где они рвут свои дешевые самоделковые сети о карчи и камни.
Покойный профессор, как видно из его рапорта, находил неудобным «ограничивать размер пищи, уже столько лет выдаваемой ссыльнокаторжным, не входя
в ближайшее изучение тех условий работы и содержания,
в которые
эти арестанты поставлены, так как едва ли можно составить здесь точное понятие о качествах того мяса и хлеба, которые на
месте выдаются»; тем не менее все-таки он находил возможным ограничение
в году употребления дорогих мясных порций и предложил три табели: две скоромных и одну постную.
Как-то, освящая иконостас
в анивской церкви, он так выразился по поводу
этой бедности: «У нас нет ни одного колокола, нет богослужебных книг, но для нас важно то, что есть господь на
месте сем».
Да и
эти 9 % относятся исключительно к школьному возрасту, так что о взрослой сахалинской женщине можно сказать, что она грамоте не знает; просвещение не коснулось ее, она поражает своим грубым невежеством, и, мне кажется, нигде
в другом
месте я не видел таких бестолковых и мало понятливых женщин, как именно здесь, среди преступного и порабощенного населения.
Наказывать по долгу службы и присяги своего ближнего, быть способным каждый час насиловать
в себе отвращение и ужас, отдаленность
места служения, ничтожное жалованье, скука, постоянная близость бритых голов, кандалов, палачей, грошовые расчеты, дрязги, а главное, сознание своего полного бессилия
в борьбе с окружающим злом, — всё
это, взятое вместе, всегда делало службу по управлению каторгой и ссылкой исключительно тяжелой и непривлекательной.
На
этом показателе смертности можно было бы построить великолепную иллюзию и признать наш Сахалин самым здоровым
местом в свете; но приходится считаться с следующим соображением: при обыкновенных условиях на детские возрасты падает больше половины всех умерших и на старческий возраст несколько менее четверти, на Сахалине же детей очень немного, а стариков почти нет, так что коэффициент
в 12,5 %,
в сущности, касается только рабочих возрастов; к тому же он показан ниже действительного, так как при вычислении его
в отчете бралось население
в 15 000, то есть по крайней мере
в полтора раза больше, чем оно было на самом деле.