Неточные совпадения
Рассказывают, что
в прежние годы, когда бедность
в Ново-Михайловке была вопиющая, из селения
вела в Дуэ тропинка, которую протоптали каторжные и свободные женщины, ходившие
в Дуйскую и Воеводскую
тюрьмы продавать себя арестантам за медные гроши.
Так как
в районе каждой
тюрьмы мне приходилось прежде всего пользоваться канцелярским материалом для справок и услугами грамотных людей, то во всем Тымовском округе, и особенно
в Рыковском, я не мог не заметить на первых порах того обстоятельства, что здешние писаря хорошо подготовлены и дисциплинированны, как будто прошли специальную школу; подворные описи и алфавиты они
ведут в образцовом порядке.
Теперь, когда прибывает партия женщин
в Александровск, то ее прежде всего торжественно
ведут с пристани
в тюрьму.
Женщин запирают на ночь
в камере, заранее для того приготовленной, и потом всю ночь
в тюрьме и
в посту идут разговоры о новой партии, о прелестях семейной жизни, о невозможности
вести хозяйство без бабы и т. п.
— Арестанты, особенно кандальные, любят подавать всякие вздорные прошения. Когда я был назначен сюда и
в первый раз обходил
тюрьму, то мне было подано до 50 прошений; я принял, но объявил просителям, что те из них, прошения которых окажутся не заслуживающими внимания, будут наказаны. Только два прошения оказались уважительными, остальные же — чепухой. Я
велел высечь 48 человек. Затем
в другой раз 25, потом всё меньше и меньше, и теперь уже просьб мне не подают. Я отучил их.
«
В начале моей деятельности, когда мне еще было 25 лет, пришлось мне однажды напутствовать
в Воеводской
тюрьме двух приговоренных к повешению за убийство поселенца из-за рубля сорока копеек. Вошел я к ним
в карцер и струсил с непривычки;
велел не затворять за собой дверей и не уходить часовому. А они мне...
Предварительно уговорившись с рядовым или гиляком, несколько человек каторжных бегут из
тюрьмы и
в условленном месте, где-нибудь
в тайге или на морском берегу, встречаются со своим конвоиром; тот
ведет их назад
в тюрьму, как пойманных, и получает по три рубля за каждого; потом, конечно, происходит дележ.
— «Ничего», — говорит. И знаешь, как он спросил о племяннике? «Что, говорит, Федор хорошо себя вел?» — «Что значит — хорошо себя
вести в тюрьме?» — «Ну, говорит, лишнего чего не болтал ли против товарищей?» И когда я сказал, что Федя человек честный и умница, он погладил бороду и гордо так заявил: «Мы, Сизовы, в своей семье плохих людей не имеем!»
Вдруг один человек присмотрелся к царевичу, приметил, что он говорит не чисто по-ихнему и одет не так, как все в городе, и крикнул: «Ребята! этот человек подослан к нам от наших злодеев разузнавать про наш город. Может, он сам отравил царя. Видите, он и говорит не по-нашему, и смеется, когда мы все плачем. Хватайте его,
ведите в тюрьму!»
— Не хочешь слышать! Лара, и это ты говоришь брату! А тебе будет приятно, когда твоего братишку
поведут в тюрьму? Лара! я, конечно, несчастлив, но вспомни, что я тебе ведь все, все уступал. Правда, что я потом все это взял назад, но человека надо судить не по поступкам, а по намерениям, а ведь намерения мои все-таки всегда были хорошие, а ты теперь…
«Его нашли, — продолжал Павел Сергеич, — на вокзале под товарным вагоном, откуда его вытащили с большим трудом. Человеку, очевидно, хотелось еще жить… Несчастный скалил зубы на конвойных и, когда его
вели в тюрьму, горько плакал».
Неточные совпадения
Я приехал
в Казань, опустошенную и погорелую. По улицам, наместо домов, лежали груды углей и торчали закоптелые стены без крыш и окон. Таков был след, оставленный Пугачевым! Меня привезли
в крепость, уцелевшую посереди сгоревшего города. Гусары сдали меня караульному офицеру. Он
велел кликнуть кузнеца. Надели мне на ноги цепь и заковали ее наглухо. Потом отвели меня
в тюрьму и оставили одного
в тесной и темной конурке, с одними голыми стенами и с окошечком, загороженным железною решеткою.
Так прожила Маслова семь лет. За это время она переменила два дома и один раз была
в больнице. На седьмом году ее пребывания
в доме терпимости и на восьмом году после первого падения, когда ей было 26 лет, с ней случилось то, за что ее посадили
в острог и теперь
вели на суд, после шести месяцев пребывания
в тюрьме с убийцами и воровками.
Дача, занимаемая
В., была превосходна. Кабинет,
в котором я дожидался, был обширен, высок и au rez-de-chaussee, [
в нижнем этаже (фр.).] огромная дверь
вела на террасу и
в сад. День был жаркий, из сада пахло деревьями и цветами, дети играли перед домом, звонко смеясь. Богатство, довольство, простор, солнце и тень, цветы и зелень… а
в тюрьме-то узко, душно, темно. Не знаю, долго ли я сидел, погруженный
в горькие мысли, как вдруг камердинер с каким-то странным одушевлением позвал меня с террасы.
— Будьте уверены, что все мирные средства ни к чему не
поведут, капризы, ожесточение — все это зашло слишком далеко. Я вашему преосвященству все рассказал, так, как вы желали, теперь я прибавлю, если вы мне откажете
в помощи, я буду принужден тайком, воровски, за деньги сделать то, что делаю теперь без шума, но прямо и открыто. Могу уверить вас
в одном: ни
тюрьма, ни новая ссылка меня не остановят.
Авигдора, этого О'Коннеля Пальоне (так называется сухая река, текущая
в Ницце), посадили
в тюрьму, ночью ходили патрули, и народ ходил, те и другие пели песни, и притом одни и те же, — вот и все. Нужно ли говорить, что ни я, ни кто другой из иностранцев не участвовал
в этом семейном деле тарифов и таможен. Тем не менее интендант указал на несколько человек из рефюжье как на зачинщиков, и
в том числе на меня. Министерство, желая показать пример целебной строгости,
велело меня прогнать вместе с другими.