Неточные совпадения
— Мы никогда не споемся, и обратить меня
в свою веру вам не удастся, — говорил Иван Дмитрич с раздражением. — С
действительностью вы совершенно незнакомы, и никогда вы не страдали, а только, как пьяница, кормились около чужих страданий, я же страдал непрерывно со
дня рождения до сегодня. Поэтому говорю откровенно: я считаю себя выше вас и компетентнее во всех отношениях. Не вам учить меня.
Неточные совпадения
В душе ее
в тот
день, как она
в своем коричневом платье
в зале Арбатского дома подошла к нему молча и отдалась ему, —
в душе ее
в этот
день и час совершился полный разрыв со всею прежнею жизнью, и началась совершенно другая, новая, совершенно неизвестная ей жизнь,
в действительности же продолжалась старая.
Вообще все эти
дни он был на той счастливой высоте духовного зрения, с которой отчетливо замечались им все намеки и подсказы
действительности; услыша заглушаемые ездой экипажей звуки, он вошел
в центр важнейших впечатлений и мыслей, вызванных, сообразно его характеру, этой музыкой, уже чувствуя, почему и как выйдет хорошо то, что придумал.
Но ведь вот что при этом, добрейший Родион Романович, наблюдать следует: ведь общего-то случая-с, того самого, на который все юридические формы и правила примерены и с которого они рассчитаны и
в книжки записаны, вовсе не существует-с, по тому самому, что всякое
дело, всякое, хоть, например, преступление, как только оно случится
в действительности, тотчас же и обращается
в совершенно частный случай-с; да иногда ведь
в какой: так-таки ни на что прежнее не похожий-с.
— Наши
дни — не время для расширения понятий. Мы кружимся пред необходимостью точных формулировок, общезначимых, объективных. Разумеется, мы должны избегать опасности вульгаризировать понятия. Мы единодушны
в сознании необходимости смены власти, эго уже — много. Но
действительность требует еще более трудного — единства, ибо сумма данных обстоятельств повелевает нам отчислить и утвердить именно то, что способно объединить нас.
Были
в жизни его моменты, когда
действительность унижала его, пыталась раздавить, он вспомнил ночь 9 Января на темных улицах Петербурга, первые
дни Московского восстания, тот вечер, когда избили его и Любашу, — во всех этих случаях он подчинялся страху, который взрывал
в нем естественное чувство самосохранения, а сегодня он подавлен тоже, конечно, чувством биологическим, но — не только им.