— Хватай ее! — крикнул Босс. В тот же момент обе мои руки были крепко схвачены сзади, выше локтя, и с силой отведены к спине, так что, рванувшись, я ничего не выиграл, а только повернул лицо назад, взглянуть на вцепившегося в меня Лемарена. Он обошел лесом и пересек путь. При этих движениях платок свалился с меня. Лемарен уже сказал: «
Мо…», — но, увидев, кто я, был так поражен, так взбешен, что, тотчас отпустив мои руки, замахнулся обоими кулаками.
Неточные совпадения
От Сидатуна долина Имана носит резко выраженный денудационный характер. Из мелких притоков ее в этом месте замечательны: с правой стороны Дандагоу [Дунь-да-гоу — большая восточная долина.] (с перевалом на Арму), потом — Хуангзегоу [Хуа-цзянь-гоу — долина, в которой много цветов.] и Юпигоу [Ю-пи-гоу — долина рыбьей кожи.], далее — Могеудзгоу [Мо-чу-цзы-гоу — долина, где растет много грибов.] и Туфангоу [Ту-фан-гоу — долина с домами из земли.].
— Благодарю, Серж. Карамзин — историк; Пушкин — знаю; эскимосы в Америке; русские — самоеды; да, самоеды, — но это звучит очень мило са-мо-е-ды! Теперь буду помнить. Я, господа, велю Сержу все это говорить мне, когда мы одни, или не в нашем обществе. Это очень полезно для разговора. Притом науки — моя страсть; я родилась быть m-me Сталь, господа. Но это посторонний эпизод. Возвращаемся к вопросу: ее нога?
— Это ввв-сё мо-ожет быть, — замечает, заикаясь, Е. Корш, — но отчего же ты себя до того идентифировал [отождествил (от фр. identifier).] с наукой, что нельзя шутить над тобой, не обижая ее?
Сонце низенько, вечiр близенько,
Вийди до мене,
моє серденько!
— Отчего не мочь? Мо-ожет. Они даже друг друга бьют. К Татьян Лексевне приехал улан, повздорили они с Мамонтом, сейчас пистолеты в руки, пошли в парк, там, около пруда, на дорожке, улан этот бац Мамонту — в самую печень! Мамонта — на погост, улана — на Кавказ, — вот те и вся недолга! Это они — сами себя! А про мужиков и прочих — тут уж нечего говорить! Теперь им — поди — особо не жаль людей-то, не ихние стали люди, ну, а прежде все-таки жалели — свое добро!
— Глупенький мо-ой! — воскликнула она смеющимся, веселым голосом. — Иди ко мне, моя радость! — и, преодолевая последнее, совсем незначительное сопротивление, она прижала его рот к своему и поцеловала крепко и горячо, поцеловала искренне, может быть, в первый и последний раз в своей жизни.
— Надо быть, что вышла, — отвечал Макар. — Кучеренко этот ихний прибегал ко мне; он тоже сродственником как-то моим себя почитает и думал, что я очень обрадуюсь ему: ай-мо, батюшка, какой дорогой гость пожаловал; да стану ему угощенье делать; а я вон велел ему заварить кой-каких спиток чайных, дал ему потом гривенник… «Не ходи, говорю, брат больше ко мне, не-пошто!» Так он болтал тут что-то такое, что свадьба-то была.
— И то сяду, — сказал тот, сейчас же садясь. — Стар ныне уж стал; вот тоже иной раз по подряду куда придешь — постоишь маненько и сядешь. «Нет-мо, баря, будет; постоял я перед вами довольно!..»
— Да какая обязанность! Взяли да сказали ей: чем-мо, матушка, мне содержать тебя, ступай-ка лучше к мужу, откуда пришла.
Павел не без умыслу сказал это, желая показать перед приятелем — знай-мо, какими мы государственными вопросами занимаемся и озабочены.
Нельзя сказать, чтобы Марья Петровна не «утешалась» им: когда он в первый раз приехал к ней показаться в генеральском чине, она даже потрепала его по щеке и сказала: «ах, ты мо-ой!», но денег не дала и ограничилась ласковым внушением, что люди для того и живут на свете, чтобы друг другу тяготы носить.
— К це-ре-мо-ни-аль-но-му маршу-у!..
— Пря-мо… по колонне… па-альба ротою… ать, два! Рот-аа… — он затягивал последний звук, делал паузу и потом отрывисто бросал: — Пли!
Начала она так как будто грубовато, мужественно, эдак: «Мо-о-ре во-оо-о-ет, мо-ре сто-нет».
Кольцо души девицы // Я в мо-ре ур-ронил…
А-ах, измыкал я-а… сво-ою мо-лодо-ость.
А м-не мо-ё ко-ле-е-ечко // До-оста-ань со дна мор-рей,
Эх! ты судьба ли мо-оя чё-орная…
Слышны были только: «Мо-оло-о-ва-а-а…» Треск аплодисментов и стук в пол палками, зонтами и ногами покрывали эти два чудовищных баса.
— Я сказал — ко-ко-тка… — произнес усатый человек, так двигая губами, точно он смаковал слово. — А если вы не понимаете этого — мо-огу пояснить…
Про-опел — и теперь не нарушу // Я больше их мертвого сна… // Господь! упокой мо-ою ду-ушу! // Она-а безнаде-ежно-о больна-а!.. // Господь… упокой мо-ою душу…
Уж ты са-ад ли мой са-ад, // Да сад зелёный мо-ой…
— Что что-то близится страшное; что что-то такое
мо< до меня близится; что этот враг мои…
— Ну да, я буду смотреть им пря-мо в ли-цо, — пробормотал князь, закрывая глаза.
— А завтра утром к иеромонаху, непре-менно к ие-ро-мо-наху! Charmant, charmant! А знаешь, мой друг, она у-ди-ви-тельно хороша собой… такие формы… и если б уж так мне надо было непременно жениться, то я…
— А вот мы уже к мо-нас-тырю подъезжали…
В это время раздался легкий стук, дверь слегка приоткрылась и женский голос стал выговаривать рассудительным нежным речитативом: «Настой-чи-во про-ся впус-тить, нель-зя ли вас преду-пре-дить, что э-то я, ду-ша мо-я…»
От появления у нас в доме этой проклятой истерики, которую я называл и «химерикою», потому что она ни с чего, так всегда почти при моем приближении, нападала на Анисью Ивановну; называл ее и"поруческою болезнью", потому что Анисья Ивановна будет здорова одна и даже со мною, и говорит и расспрашивает что, но лишь нагрянули лоручики,
мо>я жена и зачикает и бац! на пол или куда попало!
Сын.
Моn pure! Из благопристойности…
— Мо-огла быть драка! — с сожалением воскликнул Цыган. — Ну, теперь, Грохало, держись. Начнет он тебя покорять — ух ты!
Арри-ги-налиный мой костюм, // Блестящий мо-ой наряд, // Тара-тара, тири-тири…
Никон. Что мне, ваше благородие, уличать его?.. Нечего! Не очень они нас, стариков, слушают… ты его наставляешь на хорошее: «Делай-мо, паря, так и так…» — так он тебя только облает… Я сам, ваше благородие, питерец коренной: не супротив их, может, человек был; мне тоже горько переносить от них это, — помилуйте! (Плачет.)
«Нет, батюшка, спасибо вам, но я не могу… Не мо-гу-с! Что мне там делать? Все чужое. Помилуйте, да мне и выругать-то там будет некого».
— Не могу-у, го-о-лубчики, не мо-о-г-у-у-у.
И с этим же, знаете, посланным посылаю за ними карету шестериком, чтобы и они спокойно доехали, да и себя чтобы тоже не уронить! «На-мо, говорю, знай наших!» Приезжают-с.
— По-мо-ги-те!.. Спасите! — молил неподалеку от пещеры испуганный голос.
[См. Julius Несkеr — «Rеligiоn аnd Соmmunism» в «
Моsсоw-Diоlоguеs».]
— Ты что же это, брат Кудиныч, мо-то не школишь? — обратился сержант к учителю, после нескольких дней, видя, что приготовленные им лозы до сих пор не употреблены с научной целью.
А рассуждать как мо-о-ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо-о-ожно менше, — докончил он, опять обращаясь к графу.