Цитаты из русской классики со словом «монизм»
Нус связан с Платоном, с дуализмом, с идеализмом, пневма — со стоицизмом, с
монизмом, гилозоистическим материализмом.
Личность иррациональна для рационалистической философии и всегда разложима и на что-нибудь сводима; пантеистический
монизм или атомистический плюрализм оказываются роковыми пределами рациональной мысли.
Эта тенденция отнюдь не нова, она свойственна феноменализму, эмпиризму, позитивизму, имманентному
монизму, материализму, свойственна Ницше и современным экзистенциалистам и мн. др.
Кауфман и др.), но и неокантианство; сторонники «имманентизма» в духе учения И. Канта считали, что предметный мир не объективно дан, а конструируется сознанием (т. е. «имманентен», внутренне присущ сознанию), отрицая вместе с тем существование «вещи в себе».] и «
монизма» — от протестантства до социалистического человекобожия [Критике «социалистического человекобожия» посвящен ряд статей С. Н. Булгакова в книге «Два града» (в 2 т. М., 1911): «Религия человекобожия у Л. Фейербаха», «К.
Но мне совершенно чужд
монизм, эволюционизм и оптимизм Фихте, Шеллинга и Гегеля, их понимание объективации духа, универсального Я, разума в мировом и историческом процессе, особенно гегелевское учение о самораскрытии духа и развитии к свободе в мировом процессе, о становлении Божества.
В сознании нет выхода из вечной антиномичности трансцендентного и имманентного, дуализма и
монизма.
Тареевская концепция христианства — дуалистическая и очень отличается от
монизма славянофилов и Вл. Соловьева.
Метафизическое же развитие германского идеализма после Канта у Фихте, Шеллинга, Гегеля при всем обнаружившемся тут гении шло в ложном направлении, в направлении
монизма, устранении вещи в себе, окончательной замене трансцендентности Божества становящимся в мировом процессе Божеством, эволюцией, утере свободы, в необходимости торжествующего мирового Логоса.
Монизм тоталитарного государства во всяком случае несовместим с христианством, он превращает государство в церковь.
Души, которым близок гладкий толстовский
монизм и толстовский рационализм, не могут понять трагических противоречий Достоевского.
Пошлость не знает уже дуализма, всегда мучительного, она есть своеобразный, низменный
монизм.
И то и другое направление порождается стремлением рационализировать сверхрациональное: и
монизм, и дуализм одинаково суть порождения рационализма (хотя бы даже и мистического), при котором Бог мыслится по схемам и категориям вещного бытия.
Подлинная мистика находится по ту сторону противоположения между трансцендентным дуализмом и имманентным
монизмом.
Шеллинг устраняет тем самым трансцендентность и абсолютность Божества вне мира и вступает на путь отвергаемого им
монизма, динамического миробожия, для которого мир есть становящийся или потенциализирующийся Бог (т. е. оказывается в сродстве с определенно враждебными христианству учениями Гартмана и Древса).
В духовном опыте нет никакого
монизма, никакого пантеизма, ибо
монизм и пантеизм суть доктрины, порождения мысли, перерабатывающей духовный опыт в понятия.
Так изначально определились внутренние двигатели философии: примат свободы над бытием, духа над природой, субъекта над объектом, личности над универсально-общим, творчества над эволюцией, дуализма над
монизмом, любви над законом.
Рациональное мышление теологии и метафизики всегда будет иметь тенденцию истолковывать эти места из мистиков как
монизм, пантеизм, тождество Бога и человека.
Всякая напряженность имманентного и трансцендентного, познающего и познаваемого, человека и божества, «снимается», преодолевается божественным
монизмом, свободным от обособления мира и человека: логика — это «Бог всяческая во всех».
Метафизика неизбежно ведет к спиритуалистическому
монизму, который утверждает в природе связь духа и материи, одухотворенность материи.
И интересно, что этот уклон к пантеистическому
монизму можно открыть у тех, которые более всего враждуют против пантеизма и утверждают крайние формы трансцендентного дуализма.
Эта антиномия дуализма и
монизма у меня до конца сознательна, и я принимаю ее как непреодолимую в сознании и неизбежную в религиозной жизни.
Допущение существования двух природ — божественной и человеческой, которые могут быть соединены, но не тождественны и не слиянны, есть истина, непонятная объективирующему разуму, сверхразумная, ибо разум сам по себе склонен или к
монизму, или к дуализму.
Меня обвинят в противоречивом совмещении крайнего религиозного дуализма с крайним религиозным
монизмом.
В крайних формах восточной аскезы, для которой человек и мир есть сплошной грех, в кальвинизме с его пафосом могущества и славы Божьей и унижения человека как существа безнадежно греховного, даже в бартианстве (Бог — все, человек — ничто) мы видим незаметный переход дуализма (трансцендентная бездна между человеком и Богом) в
монизм, в пантеизм, основанный не на обоготворении человека и мира, а на унижении человека и мира.
Духовность принимает или характер крайнего
монизма, или характер крайнего дуализма.
Когда теология и метафизика пытаются выразить эти истины мистического опыта, то получается пантеизм и
монизм, что всегда оказывается искажением.
Однако этот диалектически-мистический фокус, снимая антиномию, уничтожает вместе с тем ту самую проблему, которую хочет решать, ибо для диалектического
монизма не существует ни Бога, ни мира, ни Абсолютного, ни относительного в их противопоставлении.
Возможно ли сознательно преодолеть персидский дуализм, манихейское допущение двух богов, двух равносильных начал, и пантеистический
монизм, отвергающий абсолютное различие между добром и злом, видящий в зле лишь несовершенство частей, лишь недостаточное добро?
В конце концов получается система всеобщего, универсального тожества [A. Drews различает (в «Die Religion als Selbstbewusstsein Gottes», 1906) два типа религии: Kausalitätsreligion, к которой он относит религию иудеохристианского типа, и Identitätsreligion108 — религии имманентного типа, как-то: буддизм и измышляемая им самим религия конкретного
монизма.
И с этой стороны система Беме по своему философскому типу (хотя и не по построению) близка к пантеистическому
монизму Спинозы с его единой в своей нераскрытости субстанцией, проявляющейся в бесчисленных атрибутах и модусах.
Разум имеет непреодолимую склонность к
монизму или к дуализму, причем
монизм переходит в дуализм, а дуализм переходит в
монизм.
Кантовский дуализм остается более вечной истиной, чем этот
монизм, порожденный усилиями гениальной мысли, но все же мысли себя объективирующей и гипостазирующей.
В сознании кн. Е. Трубецкого крайний дуализм сочетается с крайним
монизмом.
Христианство персоналистично и потому соединяет
монизм с плюрализмом.
Учение о происхождении мира вследствие эманации Абсолютного, религиозный
монизм, жертвует множественным или относительным в пользу Абсолютного, требует самоубийства относительного.
Это — чисто арийская, антисемитическая религия, религия гладкого и пресного
монизма, без безумной антиномичности, без апокалипсиса.
При поверхностном чтении гносеологию Лосского легко смешать с школой имманентного
монизма: многое как будто бы напоминает Шуппе, даже Авенариуса, новейших критицистов и эмпириков.
И это ведет к
монизму, отрицающему различие царства Духа и царства Кесаря.
Мистический гнозис всегда давал антиномические решения проблемы зла, всегда в нем дуализм таинственно сочетался с
монизмом.
Через героический дуализм, через противопоставление божественного и «мирского» входит человек в
монизм божественной жизни.
Баадер старательно отмежевывается от религиозного
монизма и истолковывает доктрину своего учителя в смысле свободы Бога от мира и от природы [Баадер говорит: «Я.
Это противоположно социальному
монизму, который неизбежно приводит к рабству, и предполагает дуалистический момент, невыводимость духа из общества.
Что человек несет в себе образ Бога и через это делается человеком, — это есть символ, понятия об этом нельзя выработать, богочеловечность есть противоречие для мысли, которая склоняется к
монизму или дуализму.
Это во всяком случае
монизм, для которого существует лишь один порядок бытия, царство Кесаря, в котором происходит диалектическое движение.
Исходя из своего религиозного
монизма, для которого Божество есть лишь глубина бытия, а не трансцендентное начало, открывающееся миру, Эккегарт фактически устраняет откровение Божества в собственном смысле, заменяя его самооткровением твари («прорывом» чрез тварность); соответственно этому спиритуалистически истолковывается и евангельская история.
Монизм есть всегда отрицание тайны богочеловечности, двуединства, которая вполне раскрывается лишь в христианстве.
По сю сторону, в этом мире, нужно утверждать не
монизм, а дуализм.
Монизм есть господство «общего», отвлеченно-универсального и отрицание личности и свободы.
Монизм есть создание метафизики, орудующей понятиями, а не мистики.
Язык, которым выражали свой опыт многие мистики, оставляет впечатление
монизма, пантеизма, отрицания личности, отрицания человека, человеческой свободы и любви.
Синонимы к слову «монизм»
Предложения со словом «монизм»
- Утверждалось, что психоанализ построен на фундаменте материалистического монизма, рассматривающего психические явления как разновидность органических явлений.
- Воззрение, к которому на мой взгляд, стремится развитие философского мышления, то направление, в котором лежит истина, я обозначаю именем идеалистического монизма.
- Позиция, которой я придерживаюсь в этой книге, называется биологическим материализмом, но в основе моих убеждений – более широкий подход, который иногда называют монизмом.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «монизм»
Значение слова «монизм»
МОНИ́ЗМ, -а, м. Философское учение, исходящее из признания в качестве первоосновы всего многообразия явлений мира одного начала — либо материи, либо духа (идеи); противоп. дуализм. Материалистический монизм. Идеалистический монизм. (Малый академический словарь, МАС)
Все значения слова МОНИЗМ
Дополнительно