Неточные совпадения
— Тут-с вот есть
Иван, что горничную убил у нас, — начал он, показывая в сторону головой, — он в остроге содержался; теперь это дело решили, чтобы ничего ему, и выпустили… Он тоже воротиться сюда по глупости боится. «Что, говорит, мне идти опять под гнев барина!.. Лучше позволили бы мне — я в солдаты продамся, меня
покупают».
— Да вы, может быть, побрезгаете, что он вот такой… пьяный. Не брезгайте,
Иван Петрович, он добрый, очень добрый, а уж вас как любит! Он про вас мне и день и ночь теперь говорит, все про вас. Нарочно ваши книжки
купил для меня; я еще не прочла; завтра начну. А уж мне-то как хорошо будет, когда вы придете! Никого-то не вижу, никто-то не ходит к нам посидеть. Все у нас есть, а сидим одни. Теперь вот я сидела, все слушала, все слушала, как вы говорили, и как это хорошо… Так до пятницы…
— Пустое дело. Почесть что задаром
купил.
Иван Матвеич, помещик тут был, господин Сибиряков прозывался. Крестьян-то он в казну отдал. Остался у него лесок — сам-то он в него не заглядывал, а лесок ничего, хоть на какую угодно стройку гож! — да болотце десятин с сорок. Ну, он и говорит, Матвей-то Иваныч: «Где мне, говорит, с этим дерьмом возжаться!» Взял да и продал Крестьян Иванычу за бесценок. Владай!
Иван Миронов торговал тем, что
покупал на дровяных складах одну сажень дров, развозил ее по городу и выкладывал так, что из сажени выходило 5 четверок, которые он продавал за ту же цену, какую стоила четверть на дровяном дворе.
—
Иван Евсеич! — обратился к нему доктор. — Не могу ли я, голубчик,
купить у вас четвертей пять овса? Мне продают наши мужички овес, да уж больно плохой…
Явились и соседи у дедушки: шурин его
Иван Васильевич Неклюдов
купил землю в двадцати верстах от Степана Михайловича, перевел крестьян, построил деревянную церковь, назвал свое село Неклюдовым и сам переехал в него с семейством, чему дедушка совсем не обрадовался: до всех родственников своей супруги, до всей неклюдовщины, как он называл их, Степан Михайлович был большой неохотник.
Гурмыжская. Это дело решенное, и кончим разговор о нем. Поговорим о лесе.
Купи,
Иван Петрович!
Смельская. Вот, Саша, на! (Подает один сверток.) Это
Иван Семеныч
купил нам по платью. Это тебе, а это мне.
—
Иван хлеба да селедок
купил. Вонючие, того-этого. Садись, Соловьев, иль ноги не отмахались? Потом, Саша, расскажу.
— Слушайте,
Иван Никифорович. Я вам дам, кроме свиньи, еще два мешка овса, ведь овса вы не сеяли. Этот год все равно вам нужно будет
покупать овес.
Как
Иван Иванович, так и
Иван Никифорович очень не любят блох; и оттого ни
Иван Иванович, ни
Иван Никифорович никак не пропустят жида с товарами, чтобы не
купить у него эликсира в разных баночках против этих насекомых, выбранив наперед его хорошенько за то, что он исповедует еврейскую веру.
— Что это вы делаете,
Иван Иванович? Бога бойтесь! бросьте просьбу, пусть она пропадает! (Сатана приснись ей!) Возьмитесь лучше с Иваном Никифоровичем за руки, да поцелуйтесь, да
купите сантуринского, или никопольского, или хоть просто сделайте пуншику, да позовите меня! Разопьем вместе и позабудем всё!
В столовой с часами, которым
Иван Ильич так рад был, что
купил в брикабраке, Петр Иванович встретил священника и еще несколько знакомых, приехавших на панихиду, и увидал знакомую ему красивую барышню, дочь Ивана Ильича.
Мы, делать нечего, согласились, те тоже. Стали старики судить,
Иван с ними. Те говорят: «Мы с ними в партии шли. На майдане
купили, деньги отдали, из тюрьмы вызволяли». Мы опять свое: «Верно, господа, так. А зачем вы их потеряли? Мы с ними, может, тысячу верст прошли не на казенных хлебах, как вы. По полсутки под окнами клянчили. Себя не жалели. Два раза чуть в острог не попали, а уж им-то без нас верно, что не миновать бы каторги».
Иван Михайлович. Да,
купить надо. (Садится с женой с одной стороны, а студент с Катериной Матвеевной с другой стороны.
Иван Михайлович молча курит.)
Иван Григорьич полюбопытствовал, пощупал невиданное им дотоле пальто, видит, дело-то валеное, значит, сподручное, спросил у барина, где он добыл такую вещь, и, по его указанью,
купил у заезжего на ярмарку чужеземца непромокаемое пальто, дал чуть ли не четвертную.
Купала на Ивана!
Купался
ИванДа в воду упал.
Купала на Ивана.
— Хотите… пятьдесят тысяч?
Иван Петрович, умоляю… Это не подкуп, не
купля… Я хочу только жертвой с своей стороны загладить хоть несколько вашу неизмеримую потерю… Хотите сто тысяч? Я готов! Сто тысяч хотите?
Предпочтение, которое Катерина Астафьевна оказывала в эту пору разговорам с генералом, подвигнуло и его принять участие в заботах о судьбе новобрачных, и
Иван Демьянович, вытребовав к себе в одно прекрасное утро майоршу, сообщил ей, что один петербургский генерал, именно тот самый, у которого Глафира искала защиты от Горданова, Кишенского и компании,
купил в их губернии прекрасное имение и по знакомству с Иваном Демьяновичем просил его рекомендовать из местных людей основательного и честного человека и поставить его немедленно в том имении управителем.
Но одно, по-видимому, весьма простое обстоятельство смутило и стало тревожить Александру Ивановну. Вскоре по возвращении ее от Бодростиных
Иван Демьянович получил из Петербурга письмо, которого, разумеется, никому не показал, но сказал, что это пишет ему какой-то его старый друг Семен Семенович Ворошилов, который будто бы едет сюда в их губернию, чтобы
купить здесь себе на старость лет небольшое именьице на деньги, собранные от тяжких и честных трудов своей жизни.
Семен выбирал, как бы проехать посуше и поближе, где лугом, где задами; но там, гляди, мужики не пускают, там попова земля, нет проезда, там
Иван Ионов
купил у барина участок и окопал его канавой. То и дело поворачивали назад.
Малый в голубой рубашке натянул на Пирожкова короткое, уже послужившее пальто и подал трость и шляпу.
Иван Алексеич и зиму и лето ходил в высокой цилиндрической шляпе, которую
покупал всегда к Пасхе. Он пошел не спеша.
«Не
купить ли?» —
Иван Алексеич испытывал ощущение малодушного позыва к покупкам, так, по-детски, чего-нибудь… По телу внутри разлилась истома; всего приятнее было останавливаться почаще, перекинуться парой слов, поглядеть… А покупка все как будто дело…
Поторговались. Шандал куплен за рубль пятнадцать копеек. Нести его очень неловко.
Иван Алексеич опять перешел улицу, поравнялся с бумажными лавками в начале «глаголей» гостиного двора. Захотелось вдруг
купить графленой бумаги и записную книжку. Это еще больше его затруднило; но он успокоился после этих новых покупок.
Иван Алексеич повел носом. Пахло фруктами, спелыми яблоками и грушами — характерный осенний запах Москвы в ясные сухие дни. Он остановился перед разносчиком, присевшим на корточках у тротуарной тумбы, и
купил пару груш. Ему очень хотелось пить от густого, пряного соуса к дикой козе, съеденной в ресторане. Груши оказались жестковаты, но вкусны.
Иван Алексеич не стеснялся есть их на улице.
Под конец контракта слышим —
Иван Петрович у Спиридонова дом
покупает и контору к себе переводит, чтобы, знаете, и наймом квартиры не харчиться, и с казны за контору деньги получать. Меня не прижимал, съехал даже до сроку.