Неточные совпадения
Вы уже видите гнездо злого духа между неприступными утесами, —
не тут-то было: название Чертовой долины происходит от слова «черта»,
а не «черт», ибо здесь когда-то
была граница Грузии.
—
А! — сказал с улыбкой полковник, — вот
тут-то и выгода бумажного производства! Оно, точно, несколько затянется, но зато уже ничто
не ускользнет: всякая мелочь
будет видна.
— «Так, так, на это я согласен, это правда, никто
не продаст хороших людей, и мужики Чичикова пьяницы, но нужно принять во внимание, что вот
тут-то и
есть мораль,
тут-то и заключена мораль: они теперь негодяи,
а, переселившись на новую землю, вдруг могут сделаться отличными подданными.
Пьян ты, что ли?» Селифан почувствовал свою оплошность, но так как русский человек
не любит сознаться перед другим, что он виноват, то тут же вымолвил он, приосанясь: «
А ты что так расскакался? глаза-то свои в кабаке заложил, что ли?» Вслед за сим он принялся отсаживать назад бричку, чтобы высвободиться таким образом из чужой упряжи, но
не тут-то было, все перепуталось.
Тут вспомнил кстати и о — кове мосте, и о Малой Неве, и ему опять как бы стало холодно, как давеча, когда он стоял над водой. «Никогда в жизнь мою
не любил я воды, даже в пейзажах, — подумал он вновь и вдруг опять усмехнулся на одну странную мысль: ведь вот, кажется, теперь бы должно
быть все равно насчет этой эстетики и комфорта,
а тут-то именно и разборчив стал, точно зверь, который непременно место себе выбирает… в подобном же случае.
— Ах, милый, милый Алексей Федорович,
тут-то, может
быть, самое главное, — вскрикнула госпожа Хохлакова, вдруг заплакав. — Бог видит, что я вам искренно доверяю Lise, и это ничего, что она вас тайком от матери позвала. Но Ивану Федоровичу, вашему брату, простите меня, я
не могу доверить дочь мою с такою легкостью, хотя и продолжаю считать его за самого рыцарского молодого человека.
А представьте, он вдруг и
был у Lise,
а я этого ничего и
не знала.
— По-моему, господа, по-моему, вот как
было, — тихо заговорил он, — слезы ли чьи, мать ли моя умолила Бога, дух ли светлый облобызал меня в то мгновение —
не знаю, но черт
был побежден. Я бросился от окна и побежал к забору… Отец испугался и в первый раз тут меня рассмотрел, вскрикнул и отскочил от окна — я это очень помню.
А я через сад к забору… вот
тут-то и настиг меня Григорий, когда уже я сидел на заборе…
— Ну, зимою, конечно, мне хуже: потому — темно; свечку зажечь жалко, да и к чему? Я хоть грамоте знаю и читать завсегда охоча
была, но что читать? Книг здесь нет никаких, да хоть бы и
были, как я
буду держать ее, книгу-то? Отец Алексей мне, для рассеянности, принес календарь, да видит, что пользы нет, взял да унес опять. Однако хоть и темно,
а все слушать
есть что: сверчок затрещит али мышь где скрестись станет. Вот
тут-то хорошо:
не думать!
— Ишь печальник нашелся! — продолжает поучать Анна Павловна, — уж
не на все ли четыре стороны тебя отпустить? Сделай милость, воруй, голубчик, поджигай, грабь! Вот ужо в городе тебе покажут… Скажите на милость! целое утро словно в котле кипела, только что отдохнуть собралась —
не тут-то было! солдата нелегкая принесла, с ним валандаться изволь! Прочь с моих глаз… поганец! Уведите его да накормите,
а не то еще издохнет, чего доброго!
А часам к девяти приготовить подводу — и с богом!
Вот
тут-то, на этих балах, и завязывались нужные знакомства и обделывались разные делишки,
а благодушный «хозяин столицы», как тогда звали Долгорукова, окруженный стеной чиновников, скрывавших от него то, что ему
не нужно
было видеть, рассыпался в любезностях красивым дамам.
Или скажет: «Прощайте! я на днях туда нырну, откуда одна дорога: в то место, где Макар телят
не гонял!» Опять думаешь, что он пошутил, —
не тут-то было! сказал, что нырну, и нырнул;
а через несколько месяцев, слышу, вынырнул, и именно в том месте, где Макар телят
не гонял.
Не тут-то и
было! пошевелил вожжами и опять плетется трух-трух."Пошел!" — кричит, слышу, опять мой Михайло Трофимыч,
а сам уж и в азарт вошел, и ручонки у него словно сучатся,
а кулачонко-то такой миниятюрненький, словно вот картофелина: ударить-то до смерти хочется,
а смелости нет!
И
тут-то этакую гадость гложешь и вдруг вздумаешь: эх,
а дома у нас теперь в деревне к празднику уток, мол, и гусей щипят, свиней режут, щи с зашеиной варят жирные-прежирные, и отец Илья, наш священник, добрый-предобрый старичок, теперь скоро пойдет он Христа славить, и с ним дьяки, попадьи и дьячихи идут, и с семинаристами, и все навеселе,
а сам отец Илья много
пить не может: в господском доме ему дворецкий рюмочку поднесет; в конторе тоже управитель с нянькой вышлет попотчует, отец Илья и раскиснет и ползет к нам на дворню, совсем чуть ножки волочит пьяненький: в первой с краю избе еще как-нибудь рюмочку прососет,
а там уж более
не может и все под ризой в бутылочку сливает.
— Напротив,
тут-то и
будет. Если б ты влюбился, ты
не мог бы притворяться, она сейчас бы заметила и пошла бы играть с вами с обоими в дураки.
А теперь… да ты мне взбеси только Суркова: уж я знаю его, как свои пять пальцев. Он, как увидит, что ему
не везет,
не станет тратить деньги даром,
а мне это только и нужно… Слушай, Александр, это очень важно для меня: если ты это сделаешь — помнишь две вазы, что понравились тебе на заводе? они — твои: только пьедестал ты сам купи.
Не надо
было допускать их сближаться до короткости,
а расстроивать искусно, как будто ненарочно, их свидания с глазу на глаз,
быть всюду вместе, ездить с ними даже верхом, и между тем тихомолком вызывать в глазах ее соперника на бой и
тут-то снарядить и двинуть вперед все силы своего ума, устроить главную батарею из остроумия, хитрости да и того… открывать и поражать слабые стороны соперника так, как будто нечаянно, без умысла, с добродушием, даже нехотя, с сожалением, и мало-помалу снять с него эту драпировку, в которой молодой человек рисуется перед красавицей.
— Рассказ очень короткий, — отозвался Аносов. — Это
было на Шипке, зимой, уже после того как меня контузили в голову. Жили мы в землянке, вчетвером. Вот
тут-то со мною и случилось страшное приключение. Однажды поутру, когда я встал с постели, представилось мне, что я
не Яков,
а Николай, и никак я
не мог себя переуверить в том. Приметив, что у меня делается помрачение ума, закричал, чтобы подали мне воды, помочил голову, и рассудок мой воротился.
— По-вашему, вот мерзость,
а по законам нашим это ничего
не значит! — воскликнул тоже и частный пристав. — Даже любовные письма госпожи Тулузовой, в которых она одному здешнему аристократику пишет: «
Будь, душенька,
тут-то!», или прямо: «Приезжай, душенька, ко мне ночевать; жду тебя с распростертыми объятиями», и того
не берут во внимание.
Казалось,
тут-то бы и отдышаться обывателям,
а они вместо того испугались.
Не поняли, значит. До тех пор все вред с рассуждением
был, и все от него пользы с часу на час ждали. И только что польза наклевываться стала, как пошел вред без рассуждения,
а чего от него ждать — неизвестно. Вот и забоялись все. Бросили работы, попрятались в норы, азбуку позабыли, сидят и ждут.
Сидит неделю, сидит другую; вреда
не делает,
а только
не понимает. И обыватели тоже
не понимают.
Тут-то бы им и отдышаться, покуда он без вреда запершись сидел,
а они вместо того испугались. Да нельзя
было и
не испугаться. До тех пор все вред
был, и все от него пользы с часу на час ждали; но только что
было польза наклевываться стала, как вдруг все кругом стихло: ни вреда, ни пользы. И чего от этой тишины ждать — неизвестно. Ну, и оторопели. Бросили работы, попрятались в норы, азбуку позабыли, сидят и ждут.
Так же вот жилось в родных Лозищах и некоему Осипу Лозинскому, то
есть жилось, правду сказать, неважно. Земли
было мало, аренда тяжелая, хозяйство беднело.
Был он уже женат, но детей у него еще
не было, и
не раз он думал о том, что когда
будут дети, то им придется так же плохо,
а то и похуже. «Пока человек еще молод, — говаривал он, —
а за спиной еще
не пищит детвора,
тут-то и поискать человеку, где это затерялась его доля».
— Натурально, поздно! Но
тут-то и надо работать, чтоб этого
не было. Для чего ж я и прошу вашего содействия? Одному мне трудно,
а вдвоем мы уладим дело и настоим, чтоб Егор Ильич
не делал предложения. Надобно помешать всеми силами, пожалуй, в крайнем случае, поколотить Фому Фомича и тем отвлечь всеобщее внимание, так что им
будет не до свадьбы. Разумеется, это только в крайнем случае; я говорю для примера. В этом-то я на вас и надеюсь.
— Нет, брат,
не подвигается. От этого лица можно в отчаяние прийти. Посмотришь, линии чистые, строгие, прямые; кажется,
не трудно схватить сходство.
Не тут-то было…
Не дается, как клад в руки. Заметил ты, как она слушает? Ни одна черта
не тронется, только выражение взгляда беспрестанно меняется,
а от него меняется вся фигура. Что тут прикажешь делать скульптору, да еще плохому? Удивительное существо… странное существо, — прибавил он после короткого молчания.
— Да все это еще простительно, если смотреть на вещи снисходительным глазом: она ведь могла
быть богата,
а Бер, говорят, слишком жаден и сам своих лошадей кормит. Я этому верю, потому что на свете
есть всякие скареды. Но Вейса
не было,
а он должен
был играть на фортепиано. Позвали этого русского Ивана, что лепит формы, и
тут-то началась потеха. Ты знаешь, как он страшен? Он ведь очень страшен, ну и потому ему надели на глаза зеленый зонтик. Все равно он так распорядился, что ему глаза теперь почти
не нужны.
Так-с… Прием, они говорят, сейчас ничтожный. В деревнях мнут лен, бездорожье… «
Тут-то тебе грыжу и привезут, — бухнул суровый голос в мозгу, — потому что по бездорожью человек с насморком (нетрудная болезнь)
не поедет,
а грыжу притащат,
будь покоен, дорогой коллега доктор».
Но
тут-то именно ты и начинаешь увертываться. На одно набрасываешь покров давности (тоже, брат, принцип!), на другое — покров коммерческой тайны.
А юристы и публицисты твои, так те даже прямо говорят, что так как в данном случае истцов в виду
не имеется, то и надлежит в требовании чистосердечного отчета отказать. И отказывают, — что
будешь делать! И даже правильно отказывают, потому что, допусти вас подноготную разворачивать, вы и сами искляузничаетесь, и других до смерти закляузничаете.
Но
не тут-то было: купец промахнулся. Он все соображал, прикидывая всех на масштаб тех революционеров, каких ему случалось видеть в России и частию в Париже,
а не знал, какие антики водятся в Лондоне.
Он кончил,
а я стоял и все слушал. Я удивлялся только тому: как это мне самому сто раз
не пришли в голову мысли столь простые и естественные. Каждый день я вижу сотни телег,
а никогда-таки
не приходило на мысль, что
тут-то именно и сидит вся
суть цивилизующего русского дела. По-видимому, и Пьер убедился, что я понял его намерения, потому что прервал свои объяснения и ласково сказал мне...
— Эхва!.. так ты теперь-то управляющего хватился!.. Ну, брат, раненько! Погоди, вот тебе ужотко еще
будет… Эк его, как накатился… Федька, знать выпимши добре, ишь, лыка
не вяжет… Что те нелегкая дернула, — продолжал Дорофей, толкая Антона под бок, —
а тут-то без тебя что
было… и-и-и…
— Был-с, — вполголоса признался Павел Павлович, конфузливо опуская глаза, и видите ли-с:
не то что пьян,
а уж несколько позже-с. Я это для того объяснить желаю, что позже у меня хуже-с: хмелю уж немного,
а жестокость какая-то и безрассудство остаются, да и горе сильнее ощущаю. Для горя-то, может, и пью-с.
Тут-то я и накуролесить могу совсем даже глупо-с и обидеть лезу. Должно
быть, себя очень странно вам представил вчера?
По своему положению Сосунки
были глухою лесною деревней, и можно
было бы ожидать, что здесь все постройки
будут из нового крепкого леса, но
не тут-то было — все избы, как на подбор, глядели какими-то старыми грибами, и только в двух-трех местах желтели новые крыши и то из драниц,
а не из тесу.
А на мельника
тут-то и напал настоящий страх: затряслись коленки, застучали зубы, волосы поднялись дыбом, и уж сам он
не помнит хорошенько, что с ним
было дальше…
— Ну,
тут-то я их разняла,
не стал он ее при мне больше наказывать,
а она еще
было и отговаривается...
— Этого пути никто
не видит: его никто
не сторожится; им
не брегут зиждущие;
а тут-то и
есть то, чту нужно во главу угла, — рассуждал Овцебык.
На самом-то деле под всем этим скрывается, может
быть; просто приятное удовлетворение слуха и глаз,
а, может
быть, даже и желание убить скуку; но ведь мы в этом
не признаёмся, и
тут-то и выражается наше стремление к какому-то идеализму?
Николай.
А вот когда я
был маленьким Жюль-Фавром и воображал, что я первый адвокат в Москве, я зажил очень широко. После студенческого безденежья, да вдруг тысячи три-четыре в кармане, ну голова-то и закружилась. Обеды да кутежи, обленился, да и дел серьезных
не было, и оказалось к концу года, что денег нет,
а долгов, хотя небольших, довольно. Вот
тут-то я и сделал непростительную глупость, от которой теперь погибаю.
Тут-то меня и сглазили: verliebte Seelen! Ну, что бы — Herzen! И
было бы все, как у всех. Но нет, что в младенчестве усвоено — усвоено раз навсегда: verliebte — значит Seelen.
А Seelen это ведь See (остзейская «die See» — море!) и еще — sehen (видеть), и еще — sich sehnen (томиться, тосковать), и еще — Sehnen (жилы). Из жил томиться по какому-то морю, которого
не видал, — вот душа и вот любовь. И никакие Rosen и Nelken
не помогут!
«Батюшка, барин, говорит, завертки выдали!» Барин наш только вскочил на ноги, выхватил у него вожжи да как крикнет: «Курьерка, грабят!» — и каковы только эти лошади
были: услыхав его голос, две выносные три версты целиком по сумету несли,
а там уж, смотрят, народ из усадьбы высыпал верхами и с кольями,
не тут-то было: баре наши в первой приход в церковь и повенчанье сделали: здравствуйте, значит, честь имеем вас поздравить.
Не тут-то было — Феклист,
а пуще его дородная и сильно к вечеру под влиянием настоечки разговорившаяся Федоровна, перебивая друг друга, стали ему предлагать разные снадобья, клятвенно заверяя, что от них всякую болезнь с него как рукой снимет.
Тогда он
был в университете,
а потом пошел с ним на какую-то войну, и
тут-то Сид оказал барину великую заслугу, после которой они рассорились и
не помирились до сих пор.
"Хлестко живут, — думал Иван Алексеевич, располагаясь поудобнее на диване, — в гору идут…
Тут-то вот и
есть настоящая русская жизнь,
а не там, где мы ее ищем… Палтусов и я — это взрослый человек и ребенок".
А где аховой народец, как примером сказать бы в ближних пригородах ливонских, да еще где застанешь его
не врасплох и выступят против тебя хозяева-то в железных обручах, да начнут пересыпаться с гостями своим свинцовым горохом, затепливай скорее его лачугу со всех четырех сторон и
тут-то вот и привольно
будет погреться: шум, гам, гик, вопль, стены трещат, рушатся, растопленное железо рекой течет,
а люд словно воск тает.
— Какой черт
есть — все мне про Москву в этом смысле наврали. Свахи там, говорили, в неделю окрутят, невест с капиталами нетолченая труба… Я тут, как нарочно, недели с две тому назад проигрался в Петербурге в пух и прах. Дай, думаю, попытаю счастья, и айд; в Москву. Свах это сейчас за бока.
Не тут-то было. Деньги, проклятые, только высасывают,
а толку никакого… Дошел до того, что хоть пешком назад в Петербург иди…
Вот
тут-то архиерею и
была загвоздка почище того, что «диакон ударил трепака,
а трепак
не просит: зачем же благочинный доносит?»